От лезущих в голову глупостей Алёша избавился обычным для Охотника способом: заставил себя смотреть по сторонам и слушать лес. Овраг, которым они пробирались, мало отличался от любого другого, разве что был слишком уж длинным и извилистым, а кое-где еще и сужался, будто мнил себя горным ущельем. И еще он становился чем дальше, тем суше, а скрипящую на зубах пыль богатырь любил не больше чавкающей под ногами грязи. Сколь веревочка не вьется, а конец всегда найдется – и крутые глинистые склоны начали расступаться и потихоньку оплывать, становясь более пологими. Древесные кроны расступились, над головой засветилась синяя полоса, которую ровно стежками прошивала отлетающая гусиная стая.
– Теперь близко уже, – обрадовал Стоян, – еще немного – и услышишь.
– Что услышу-то?
– Скрипуны они не просто так скрипуны, – усмехнулся Меченый, упорно поглядывая наверх, похоже выискивал ведомые лишь ему приметы, – сами землю сушат, а потом ровно жалуются.
Овраг слегка вильнул, и впереди что-то и впрямь заскрипело. Сперва тихонько, потом все отчетливей и настырней. Сухостой вечно скрепит и трещит, но для этого нужна буря, а буря – это еще и стук дождя, и шум живых ветвей, и удары грома, а тут ровно кто наверху по рассохшимся половицам ходит туда-сюда множеством ног и всё никак не остановится. Шумно ходит. Очень. В таком месте и оглохнуть недолго.
– Здесь. – Напарник кивком указал на росший на самом краю склона золотистый ясень. – Глянь, какие ступени.
– Да, удобно.
Могучие узловатые корни позволяли без особого труда подниматься даже Стояну. Более легкий и не обремененный громоздким чаробоем Алёша и вовсе б взлетел наверх в два счета, но не хотелось показаться бахвалом. Богатырь приноровился к напарнику и даже слегка приотстал, так что первым на краю оврага оказался Меченый. Он стряхнул с портов землю и вдруг замер… Что-то пошло не так! Алёша это понял как-то сразу, прежде чем сквозь скрип прорвался странный короткий звук: кто-то не то икнул, не то всхлипнул. Гадать было некогда, и китежанин бросился наверх. Чтобы догнать словно окаменевшего брата, хватило пары больше похожих на прыжки шагов, чтобы поверить своим глазам – яростного Стоянова шепота:
– Твою же… Эдакую толпу из-за скрипа проворонили!
* * *
Большая поляна за ясенем прямо-таки кишела худами. У страха глаза велики, человек неопытный наверняка завопил бы про сотню нечистых. И промахнулся бы раза в три, только и тех, что были, хватало с избытком. Одинокому Охотнику для пары с чаробоем – в самый раз, но повертеться придется.
Алёша торопливо развернулся боком, хватаясь за рукоять меча. Теперь отшагнуть от обрыва, пока ближайший худ – текря с уродливой кривой мордой – подергивая единственной ноздрей, ошалело таращится красноватыми глазенками на появившихся из оврага чужаков. Лежа таращится, похоже, дрых в тенечке и пробудился, лишь когда Стоян оказался наверху, вот и раззявил от изумления широкий зубастый рот. И не он один: чуть дальше хлопают зенками еще несколько рогатых вояк. Стоят удобно, но начинать придется с того, что под ясенем, и лучше не медлить.
– Там… – одними губами шепнул Стоян, указывая взглядом вглубь поляны.
Алёша глянул и едва не выругался. «Там», то есть у серых корявых стволов, сложив за спиной могучие кожистые крылья, стояло с полдюжины копитаров. Сейчас всё их внимание занимали качающиеся без ветра сучья, чей скрип до поры глушил прочие звуки, но шума драки он не забьет. Копитары в корне меняли дело, и рвавшийся в бой богатырь малость охолонул. Чаробой вертким летунам не особо и страшен, что уж говорить про меч – им до крылатых не дотянешься, как ни прыгай! И с мозгами у копитаров в порядке, это текри у нас хоть и смелые, но тупые.
Текри, словно подтверждая свою тупость, топтались на месте, надо думать, соображали. Замерший на краю оврага Стоян, видать, тоже решал, что делать, а глядя на него, сдержал себя и Алёша. На короткое мгновение поляну словно льдом сковало… затем кто-то громко лязгнул оружием, и тут же текря у ясеня схватил лежавший в траве топор и попытался вскочить на ноги.
Алёша не дал. Прыгнул вбок и со всего маху саданул сапогом прямо в незащищенную шлемом безухую голову – точно мыском под подбородок. Худа аж подбросило и унесло в сторону. Шага на три, не меньше. Рухнув в клочковатую пыльную траву, он больше не поднялся – богатырский удар сломал недотепе шею. Зато завопил другой текря – длинный, костлявый и с лазоревым бабьим ожерельем поверх кольчуги. Это послужило сигналом. Нечисть заметалась, гремя доспехами, торопливо надевая шлемы и подхватывая оружие, самое разное – от привычных топоров и шипастых палиц до каких-то дурацкого вида трезубов.
– Готов? – Меченый неторопливо направил основание посоха на ближайшую кучку худов.
– Готов. – Ты хотел увидеть чаробой в деле, сейчас увидишь. Если будет время глядеть.
Волшебные камни меж рукоятями налились тревожной синевой; и тут же не то запело, не то застонало наполненное чарами дерево, солнечным осколком вспыхнула руна. Так и есть, «огненные стрелы»! Одна за другой они срывались с почерневшего за множество боев оконечника, пламенными росчерками устремляясь в самую гущу вопящей нечисти.
Доспехи не спасали, китежанские чары пробивали железо, будто холстину, оставляя в броне опаленные дыры. Никто и понять ничего толком не успел, а с пяток худов уже валялись на земле. Трое смирно, двое бились в предсмертных корчах. Начало вышло отличным, оставалось продолжить, но Стоян отрывисто бросил:
– Вниз! Живо!
Богатырь Алёша счел бы подобный приказ трусостью и полез бы в драку. Неважно, что один! Удаль молодецкая с вражьей силой совладает, а нет, так мертвые сраму не имут! Алёша-Охотник, хоть кровь и кипела, а душа горела, послушно рванул в овраг. Потом спросим, а может, и поругаемся, если ответ дурным будет, но сейчас кто старший, тот и прав.
Лестница из корней услужливо подставила словно бы щупальцами оплетенные «ступени», над головой вновь закружила ясная осенняя листва, и тем неуместней и омерзительней показался ударивший в спину похабный вой, разом перекрывший отдаляющийся древесный скрип.
Прикрывавший отступление Стоян задержался на краю обрыва, припал на колено, водя зачем-то левой рукой по земле, и, дважды выстрелив в уже невидимых врагов, турьими прыжками ринулся вниз.
– Бегом! – велел он, подавая пример, и Алёша вновь послушался.
До поворота они домчались под крепнущий шум и лязг – при таком численном преимуществе худы просто не могли не броситься в погоню. Кто-то полетел с обрыва вниз башкой, но большинство как-то спустилось, только вот считать их, да и вообще оглядываться, было некогда.
* * *
Удирали по своим же следам, причем Стоян несся первым, да так, что более молодой и легкий Охотник еле поспевал за разогнавшимся напарником.
– Засаду… в узости… устроим… – на бегу отрывисто объяснял Меченый. – Оторвемся… и в чащу… копитарам сверху не разглядеть… … нам… главное… за собой… вражин… не притащить.
