Хлеб Алёша брал, сам не зная, чего опасается, однако ржаной, еще теплый ломоть казался самым что ни на есть настоящим, голод же, как совершенно справедливо кто-то подметил, не тетка. Китежанин хоть и с опаской, но куснул, слегка успокоился и решился отведать прочей снеди. Та оказалась съедобной, но не более того, и Алёша окончательно успокоился. Зачарованная еда была бы умопомрачительно вкусной, а выставленные на стол яства из десятка баб три сготовили бы лучше Марфы, две – хуже, а пять вровень. Значит, никакого колдовства нет, а на хозяйку в углу можно и не глядеть.
Богатырь и не глядел, под разговор наворачивая кашу с мясом. Оказалось, что возмутивший Буланыша конь достался Стояну от Марфы, которую коренастый Охотник однажды крепко выручил.
– Воительницы – заводчицы хоть куда, – напарник с явным удовольствием даже не положил, возложил на хлеб кусок белого, в розоватых прожилках сала, а сверху еще и зеленый лучок приладил. – Дивоконей растят, да таких, с которыми хлопот не знаешь. Всё понимают, делают, что велено, и никакой дурью не маются. Одна беда, чужим яги своих лошадок продают неохотно, но Марфа как-то добыла.
– Подарок, значит? – переспросил Алёша, которому даже для вида не хотелось соглашаться, что безотказный конь с вислым хвостом – это хорошо.
– Подарок, – подтвердил Стоян, извлекая из своей торбы расписную тарелку, к которой словно бы липло маленькое ярко-красное яблоко. – Хорошо, что напомнил…
Попроси напарник Алёшу отвернуться, тот бы, конечно, отвернулся, но Меченый не просил, и молодой Охотник не отказал себе в удовольствии понаблюдать за опытным. Стоян отодвинул пустую миску и, водрузив на освободившееся место тарелку с яблоком, протянул над ней раскрытые ладони. Будь яблоко огнем, было бы впору подумать, что китежанин греется. Просидев в таком положении пару минут, Стоян начал медленно, по волоску, опускать руки, беззвучно шевеля губами. Кажется, он повторял одно и то же слово, кажется, он начинал злиться. Широкая раскрытая ладонь почти коснулась плода, когда тот вздрогнул, лягушонком отпрыгнул к краю тарелки, дернулся еще раз, прополз с четверть круга вдоль широкой узорчатой каймы и замер.
– Худова тарелка, – повторил уже слышанное Алёшей Стоян и объяснил. – Это из-за нее всё… Я Вячеславу-советнику всё честь по чести доложил и под конец попросил сотню воинов прислать, а он, видать, лишь начало самое разобрал.
– А ты не понял?
– Поймешь тут… Меня узнал, ответил, ждать велел. Ну я тебя и дождался… Ладно, яги во всяких хитрых штуковинах разбираются, может, еще починит.
– Может, – согласился Алёша, которого куда больше злосчастной тарелки занимал прислоненный к лавке Стоянов чаробой. Двуручный, а значит, Меченый был не просто опытен, а относился к лучшим из лучших. Иначе бы не рискнул связаться с оружием, чьи несомненные достоинства уравновешивались громоздкостью и сложностью в обращении.
– Любуешься? – заметив жадный молодой взгляд, Стоян с пониманием усмехнулся. – Я тоже, было дело, любовался, а теперь вот кряхчу да таскаю.
– А… глянуть поближе не позволишь?
– Только глянуть? – проницательно подмигнул Охотник. – Не мало ли?
– Мало, – и не подумал врать Алёша.
– Как назад пойдем, покажу, наука нехитрая. Ладно, давай, брат, о деле, то бишь о Лукоморье. Должны мы место это оборонить, хоть бы нам костьми лечь пришлось, уж больно важное оно. И не только для Руси, но и для всего Белосветья. Счастье наше, что Огнегор, судя по всему, пока не ведает, где именно Лукоморье расположено.
– А сам-то ты там бывал?
– Один разок довелось. – Стоян отодвинул горемычную тарелку к середине стола и вновь взялся за хлеб с салом. – Письмо отвозил. Китеж туда за заслуги посылает, отдохнуть, сил набраться, а заодно и Яроместо охранить от случайной нечисти. Сам знаешь, эта дрянь куда только не пролезает.
– Ну и сколько Охотников там… сил набирается?
И в самом деле, почему бы заслуженным да именитым не отдохнуть? Устали же! И плевать, что во всяких Копытнях ведьмы бесчинствуют и управы на них нет. Вот и остается Аленушкам да Иванушкам самим злодеев выслеживать да истреблять. И все бы ничего, только спервоначалу нужно сердце свое змее скормить.
– Охотник в Лукоморье один. – Стоян злости в голосе товарища вроде как и не замечал, продолжая безмятежно жевать. – Как и богатырь с обертуном, ну и кот Баюн с ними, байками тоску разгоняет. Как ни крути, скучно на одном месте сидеть, особенно если всю жизнь странствуешь. О, а вот и хозяйка наша… проснулась.
Яга и впрямь очнулась и теперь сосредоточенно высвобождала свой носище от присосавшейся к нему «кишки». Еще одну, толстенную, отпрянувшую от русого затылка, Алёша толком не разглядел, уж больно быстрой оказалась, да и пялиться было неудобно. Хозяйка деловито расправила свои юбки, глухо стукнула об пол костяная нога.
– Вернулся, значит? – Яга улыбнулась отнюдь не старыми глазами, один из которых был каким-то мутным. Бельмо? – И дружка-приятеля привел? А я-то думаю, с чего русским духом запахло.
– Чего дивиться, – хмыкнул Стоян, – если ты на Руси.
– И точно! Забыла спросонья, – призналась хозяйка, не глядя завязывая на затылке светлый платок и надевая кожаный шнурок-очелье с рядками височных колец. Если б не чудовищный нос, она бы сошла за обычную селянку средних лет. – Дождался подмоги, выходит?
– Ну да, ну да, – спокойно подтвердил Стоян. – Алёшей подмогу ту зовут.
– Молоденький какой, – пригорюнилась Марфа, – когда еще с твое надурит. Ну, вы тут ешьте, пейте, раз уж начали, а я пока делами займусь.
Дела у хозяйки были в углу избы за перегородкой, где почти сразу же загремело, будто там перекидывали с места на место старые доспехи. По стене встревоженными тараканами заметались яркие зеленые пятнышки и тут же об пол шлепнуло что-то тяжелое и мягкое. Рука Алёши невольно дернулась к мечу, но это всего лишь спрыгнула с печи одна из сторожевых тварей, причем теперь она казалась еще больше. Вторая так и осталась лежать, эдакий черно-рыжий иногда вздрагивающий клубок.
– Мясо учуял, – объяснил Стоян. – А ну, мурканчик, давай, служи!
Зверюга заоблизывалась, умильно завиляла лохматым серым хвостом и встала на задние лапы. Оказавшаяся заметно выше столешницы усатая башка издала нечто похожее сразу на всхлип и взрык. Напарник подмигнул Алёше, и вожделенное мясо перекочевало с блюда в похожую на волчий капкан пасть. Мурканчик опустился на четвереньки и поволок добычу в угол, откуда как раз выходила яга, тащившая что-то вроде расписанного рунами прозрачного самовара, наполненного малахитово-зеленым светящимся киселем.
– Ешьте-пейте, – вновь велела она, исчезая в сенях. – Я скоро.
– Это что у нее за штуковина? – не выдержав, позволил себе полюбопытствовать Алёша. – И из чего? Горный хрусталь, что ли?
– Ох… – вздохнул Стоян и, немного подумав, поднялся. – Ладно, пойдем-ка, глянем.
– На что?
