Зимой Охотника к весне ждали, весной – к сенокосу, а дальше… Дальше Иванушка, которому как раз семь сровнялось, по жаре хлебнул из козьего копытца. Сам того не зная, угодил несчастный мальчонка в ведьмину «сухую ловушку» и козленком обернулся. Уж Аленка искала его, искала, а тут он сам к ней из лесу выходит, копытцами стучит, ручками машет да родным голосом на сестрины причитания отзывается. Как узнала Аленушка про то, что случилось, так тоже к посаднику кинулась, умолить сыскать злодейку – вынудить брата расколдовать. Да вот незадача, не случилось посадника дома, зато сын его меньшой горю Аленушки посочувствовал, людей дал и поиски возглавил.
Ведьму не сыскали, зато у самих сладилось. Вернулся сынок посадников на родимый двор с невестой, так мол и так, люба она мне, пусть и сирота, и без приданого. Отец с матерью не спорили, Аленушка им сразу по душе пришлась, стали к свадьбе готовиться, только невеста всё о брате думала. Будущая свекровь ей объяснила, что чары с Иванушки только сильная ведьма снимет, а ведьму изловить лишь Охотнику по плечу. Вот Аленушка всё на дорогу и глядела – не скачет ли Охотник. Не скакал. А ведьма прознала, что ее разыскивают, и сама объявилась. Исхитрилась Аленушку обманом на берег речной выманить да и утопила. Рада-радешенька небось была, только и на старуху бывает проруха. Проглядела змеюшку, что в реке той обитала и утопленницу подняла…
Дальше переворотень мялся: то, как волшебная змея из сестрицы столь необычную мертвячку сотворила, он, похоже, сам толком не понимал. Алёша – тоже, а потому дал себе зарок при первом удобном случае расспросить старших о подобных чудесах.
– А потом что с вами было-то?
А потом Иванушка нашел Аленушку на речном берегу: сидела сестрица на камне у воды, вся мокрая. Пригляделся он и понял – вышла сестра из речки совсем другой – и не мертвая и не живая. Душа при ней, но и змея волшебная, в грудь вцепившаяся, – тоже. И не избавиться никак, да и не ясно, что будет, если снять или тем паче убить – а вдруг и Аленушка дух испустит?
Что до сына посадникова, то прощаться с ним не стали – надо думать, не хотела Алена, чтоб муж ее мертвячкой запомнил. Взяла белого козленочка, да и пошла ведьму искать, что их с братцем сгубила. Спасибо змеюшке, злодейка сыскалась быстро – мороком она людей от своего жилища отваживала, да только морок тот чудо-гадине, что нынче питала Аленушкино тело волшбой, на один зуб.
В дом ведьмы Алена пошла одна, и что там промеж них сталось, Иван не знал. Уже потом сестра скупо рассказала, что не смогла бы их мерзавка расколдовать, силенок не хватало. Поняв то, сестрица заживо сварила ведьму в ее же собственном котле.
– Вот глянь. – Иванушка потянулся к брошенному на песок поясу. – Ножичек мой. Скажи, красота?
Ножичек и впрямь впечатлял: тесак размером чуть ли не с меч, а рукоять из человечьей кости – похоже, бедра.
– Хороший нож, – малость покривил душой Алёша. – Нога ведьмина небось?
– Угу, – довольно подтвердил переворотень. – Напоминание. Так Аленка говорит, а мне просто удобно.
Ведьма стала первой, что они порешили, но отнюдь не единственной, что подтверждали мертвые головы на стене. Брат с сестрой промышляли охотой на нечисть уже лет пять, не меньше. Людей они сторонились, держались пустых мест и лишь изредка заглядывали в Ольшу, большой портовый город у Синего моря. Повидали всякого, пока, сами того не ведая, лесовику Старошумскому службу не сослужили, после чего в его владениях и осели. Домом вот обзавелись…
Места здесь глухие, речка – заветная, люди стороной обходят. Лесовик и обустроиться помог – его служки сотворили из живых деревьев избу, а хозяин Старошумья ее зачаровал – теперь не боится дом ни жара, ни холода, ни короедов, оберегая своих обитателей днем и ночью, а духи лесные по хозяйству помогают. И все это счастье – за то, что брат с сестрой округу от нечисти берегут, той, что самим лесожилам не по зубам, как давешний чернокнижник, спрятавшийся за худову березь. Так что все хорошо обернулось, только вот до сих пор зла Аленушка на китежан. Ведь так и не приехали…
– А ты?
– А чё я? – Сперва Иван не понял, потом его осенило. – Ты про наружность мою, что ль? Поначалу обидно было, что уж там… Зато потом вырос, а теперь и вовсе хорошо – силен, крут, никому спуску не дам! Обидно только, когда козлом обзывают. Не люблю я этого. Одного поколотишь, другой остряк вылезет. Всю жизнь, считай, дерусь.
– А ты не дерись. Ты гордись.
– Чё? – Переворотень озадаченно уставился на Охотника. – Чем? Козьей мордой?
– Собой. Пусть все видят: горд ты тем, каков есть. Ведь ты и в самом деле гордишься, ишь как подбоченился пред поединком-то! Силу мне казал, ну и другим кажи, гляньте, мол, каков я, Рогач-богатырь!
– Рогач-богатырь! – повторил, просияв, Иванушка. – Я – Рогач-богатырь, а не козел!
– Про козла забудь! – прикрикнул Алёша. – Как ты забудешь, так и другие.
– Что, и Аленка?
– А ей и забывать нечего, для нее ты как был братцем Иванушкой, так и будешь. В любой шкуре.
– Это как?
– Поживешь – поймешь.
Сила Белобогова, он ведь мальчишка совсем! Подумаешь, косая сажень в плечах и винище бочонками хлещет, всё одно мальчишка. И при этом – потешный бой показал – умеет поражение принимать и обиду сдерживать. Чистая душа, и сам добрый, хоть и дурной еще. Только поди о том догадайся, когда эдакого страшилу встретишь. Тут кто заорет, а кто и за вилы схватится. Силушки переворотню не занимать, рано или поздно положит кого-то, и всё! Чудище готовое, а китежане… Если торопиться будут, могут и не разобраться; за себя Алёша уж точно бы не поручился. Привычка бить первым спасает слишком часто, чтобы от нее отказаться, особенно ожидая встретить худа, пусть и белого.
– Эй, ты чего замолк? – покосился на собеседника Иванушка.
– Так…
– Слушай, расскажи про Китеж, а? Как оно там, любо?
– По-всякому бывает…
Зачем Алёша подставил нежданно выкатившемуся из ракитника ежу подножку, он и сам не знал. Захотелось, и всё тут. Ёж отлетел от выставленного сапога и развернулся.
– Спасибушко, – поблагодарил он. – Не дал Каталушке в речушечку свалитися, лапоньки замочити.
– Пожалуйста, – пробормотал ничего подобного не имевший в виду богатырь. – Случилось чего?
– Батюшка Боровлад сейчас пожалуют, – сообщил колючий вестник. – Спрашивать будут, из первых рученек новости узнавать. Каталушка, говорит, умишечком не вышел, такому посыльничку верушки нет. Обижает. Ванька, пузико почешешь?
– А то. – Иванушка, то есть уже Рогач-богатырь, как-то странно поглядел на Алёшу. – Ты, это… Проголодался поди… Ступал бы в избу. Аленка, хоть и букой смотрит, накормит.
Эх, братец, знал бы ты настоящих бук, не ляпнул бы такое. У ворующей детишек нечисти глаз нет, лишь гибкие отростки из черной шерсти топорщатся. С полгода назад одного такого гада Алёша в Алофино положил. Охотнику, пусть и новичку, бука не соперник, но встреча запомнилась надолго, уж больно мерзкой оказалась тварь.
