Единой дело не ограничилось, напоследок вспомнили старую песню времен буйной юности об удалом молодце, гуляющем по степному раздолью в поисках недругов. Выпили и за степь, и за леса, и за добрый меч, и даже за упомянутых недругов… чтоб под руку попадались, когда душа того возжелает.
Далеко за полночь Дарослав понял, что стоит у дверей жениной опочивальни. Последнее, что четко запомнилось, были широко распахнутые огромные темные глаза Терезы, поначалу испуганно-недоверчивые, а затем озорно-радостные, можно даже сказать, счастливые.
* * *
И угораздило же Годимира Твердославовича похваляться снохой-чародейкой! Похоже, немало с венценосным соседом хмельного употребили, раз всегда спокойный и сдержанный свекор о семейных делах разболтался. А ведь не зря наказывают мудрые люди: о трех вещах молчи, дабы черные силы не сглазили – о своих желаниях, о своем богатстве и о своей семье, а то найдутся завистники да охальники, мечты уведут, богатство умыкнут, счастье порушат.
Но когда два старых друга пьянствуют, тут уж, видать, не до осторожности.
Подлетая к границе, Василиса вышла из задумчивости и отвлеклась на созерцание проплывающих внизу лугов и перелесков. Красота-то какая, будто шаль драгоценную расстелили по всей Славии! Осень в этом году выдалась теплая, без ранних приморозков, леса стояли едва тронутые желтизной, только осинники переливались рубиново-багряными оттенками да золотели одинокие березы на опушках. А теплынь какая, можно было и не ставить купол для защиты от ветра.
Проплыла возле самого ковра-самолета паутинка бабьего лета, вспорхнула с вспаханной под озимь нивы стайка пичуг, выискивавших себе поживу. Всё как на том ковре, который она поднесла свекру. Мамки-няньки во главе с верховной, Нежаней, немало над ним потрудились, за ночь живую красоту выткали, всем на диво.
Нежаня небось и сейчас рядом, невидимкой вокруг кружит, всё заботится о ней, как о маленькой, боится надолго без присмотра оставлять. Василиса невольно улыбнулась. Хорошо хоть в опочивальню верховной мамке-няньке ходу нету.
При мысли об опочивальне живо всплыла память о минувшей ночи, и щеки царевны окрасились легким румянцем. Василиса облизнулась, словно губы и сейчас хранили след поцелуев. Она уже успела соскучиться… Желанушка, сокол мой ясный! Что ты сейчас делаешь, чем занят?.. В последнее время муж стал часто задумываться и грустить, и как извести эту тоску-кручину, Василиса пока не знала. Самым близким всегда трудней всего помочь, недаром даже лучшие лекари не берутся врачевать своих детей, родителей, супругов, а зовут к ним собратьев по ремеслу.
Ковер замедлил ход, плавно спустился к желтоватой ленте тракта, поплыл прямо над землей. Дальше начиналось Измигунское королевство, и в условленном месте их должны были встречать придворные и стража короля Дарослава. Заявляться в чужую столицу на летающем ковре Василисе не хотелось – чай, просьбу свекра выполняет, а не щеголять перед измигунским людом волшбой едет, да и чем меньше шума – тем лучше для дела. Потому и попросила царевна, отвечая на приглашение, прислать обычную карету. Просьба была резонная, и король согласился, правда, перестарался с числом встречающих.
Увидев толпу разодетых, как на праздник, знатных измигунцев, что, раскрыв рты, глазели на летающий ковер, Василиса вздохнула – избежать толков и пересудов теперь уж точно не удастся. Сойдя на землю и оправив дорожное платье, шепнула нужные слова, и узорчатый летун взмыл в воздух, направляясь назад, в Черговское царство.
От толпы встречавших отделился высокий седовласый вельможа в расшитом гербами коротком бархатном плаще. Старательно пытаясь скрыть произведенное появлением гостьи впечатление, он вежливо поклонился.
– Позвольте представиться, мажордом их величеств, Витольд граф Залесский. Как изволили доехать, ваше высочество? Не утомила ли дальняя дорога?
Вот олух-то, какая ж дальняя, по воздуху два часа лету! Впрочем, вопрошавший может и не знать… Василиса учтиво склонила голову.
– Благодарю, любезный граф, дорога была необременительной.
Тут главное – павой держаться, будто всю жизнь по паркетам разгуливала, а не бегала босиком по лесным тропам да болотам. Ничего, навострилась уже, привыкла к дворцовым вывертам.
– Прошу в личную карету его величества Дарослава. – Витольд немного растерянно посмотрел по сторонам, а затем спросил, смущаясь: – Неловко спрашивать, ваше высочество, но ваши вещи?..
Василиса улыбнулась:
– Не беспокойтесь. Я путешествую налегке.
Чародейка в сундуках с платьями и шкатулках с золотом-серебром не нуждается: она даже свой облик может изменить, как и когда хочет, а что до одежд, так верные мамки-няньки всегда готовы наколдовать любой наряд.
Витольд если и удивился, виду не показал, лишь склонил голову и повел рукой, приглашая в большую, богато украшенную карету, запряженную четырьмя серыми, холеными, но, увы, обычными конями. Похоже, дорога будет долгой…
* * *
Царевна честно слушала Витольда, пока за окном не замелькали предместья столицы. Василиса бросила взгляд в окно и не могла не залюбоваться.
Красивый город Радо́м, большой. Широкая река течет неспешно, мосты каменные, дома тоже все больше из камня да кирпича, а только и наши не хуже будут. Вдали, на холме, виднеются башни старого замка, возле него и нынешнее королевское обиталище красуется. Любопытно, что дворец расположен на отшибе. У свекра палаты посреди города высятся, всяк туда по надобности прийти может, помощи у государя попросить. Любопытно, почему Дарославов замок-дворец на самой на окраине возвели? Опасались чего или просто укрепленную крепость перестроили? Может, и хорошо, что подальше от народа стоит – люд целее будет, коли такая пакость завелась в королевских палатах.
Василиса задумчиво прикусила губу. Витольд хоть и сыпал всю дорогу именами да титулами, ничего важного не сказал, уж больно много тайн опутывало всю эту историю. Словоохотливый граф вновь упомянул первую жертву – молодую служанку, намекнув, что у нее с королевичем что-то было. Да и отчего бы нет? Она – девка красная, подневольная, он – сын доблестного Дарослава, только в пору входит, кто такому откажет? Непонятно другое: чем служанка королевичу не угодила? Да так, что остались от нее лишь груда тряпья кровавого да горстка обглоданных косточек.
Василиса нахмурилась. Напугать ее было сложно: за годы обучения у матушки чего только не навидалась и не наслушалась, но муторно на душе стало. Очевидно ведь, что черным колдовством веет от этого дела. Куда уж чернее, если сын и наследник королевский по ночам чудищем силы непомерной становится, утоляет свой голод плотью человечьей, а днем хоть и возвращается в свой истинный облик, да только спит беспробудным сном.
Вот и вопрос – с чего бы это Войтеху Дарославичу вдруг озвереть, превратиться в жуть жуткую да своих же подданных начать жрать?
Происки злые, не иначе. Но откуда навели враждебную волшбу? И как? Царские да королевские дворцы обычно защищены от враждебной магии, любой правитель за этим внимательно следит, и Измигун не мог быть исключением. Значит, волшба происходила откуда-то изнутри, и колдуна-злонрава нужно искать в самом дворце, и может им оказаться любой, кроме старого короля. Не потому что Войтеху отец, а Годимиру Твердославовичу – старый друг, а потому что чародейку на помощь призвал.
