О, как тяжело умирать неприми́ренным!..
А солнце уже совсем, совсем близится к закату; только один золотой венчик виднеется из-за гор. Вдруг разом оборвалась песнь… На прерванном аккорде замолкла чианури… Зюльма, не отрывавшая вместе с умирающим взора от горной тропинки, быстро вскочила на ноги, далеко отбросив жалобно зазвеневшую всеми своими струнами чианури.
— Господин! Я вижу всадников… Они скачут во весь опор к Карату.
Умирающий оживился… Слабый румянец проступил в лице… Она не ошиблась — Зюльма… Действительно, целая толпа всадников несётся к аулу…
Только пыль клубится серым облаком над ними, да камни с шумом свергаются в бездну, отброшенные копытами лошадей… Впереди всех — белый всадник, на белом же как кипень коне… Что это?.. Ужели зрение обманывает Джемалэддина? Нет, он из тысячи узнает этого человека.
Нет сомнений: белый всадник — это его отец, Шамиль. Он спешит на свидание к умирающему сыну.
— Чёрный Азраил, помедли немного… Дай мне увидеть его… испросить прощение… обнять дорогого… — весь задыхаясь от волнения и муки, лепечет умирающий Джемалэддин.
А всадники приближаются… Вот они уже скачут во весь опор по улице аула… Белый конь белого всадника весь в мыле. Тяжело вздымаются его крутые бока…
Золотой венчик уж почти сгладился с вершиной и готов погаснуть, только одна красноватая точка осталась вместо огромного пурпурового шара.
Джемалэддин с тоскою следит за ним.
Смерть уже близко… Смерть уже рядом… Чёрный Азраил полуприкрыл его своим холодным крылом… Сейчас вместе с угасающей за горою солнечной точкой угаснет и его жизнь… А всадники уже спешились… Вот по лестнице на кровлю быстро вбегает кто-то.
— Это он, это отец! — весь замирая, уже не голосом, а только сердцем лепечет несчастный.
Вот Зюльма почтительно склоняется, закрывшись до глаз чадрою… Шамиль уже на кровле. Шамиль здесь…
— Отец!.. Благодарю тебя, Исса, что Ты исполнил моё желание, — хриплым голосом, собрав последние усилия, вскрикивает больной и судорожно зажимает в руке золотой крестик.
— Я прощаю тебя! Живи, мой Джемал! — несётся ему в ответ трепетный голос, и рыдающий Шамиль принимает в объятия сына.
Поздно! Поздно хватился имам.
— Отец!.. Исса великий… Иду к Тебе!.. — слышится слабый, предсмертный шёпот умирающего…
Золотая точка медленно гаснет за горами… Последний вздох поднимает грудь Джемалэддина, и он безжизненно виснет на руках отца…
Часть третья
ПОСЛЕДНЕЕ УБЕЖИЩЕ
Глава 1
Русские наступают
арод! Ты даёшь гибнуть вере! Напрасно исполняешь ты намаз и халлрукс, напрасно ходишь ты в мечеть, — небо отвергнет твои молитвы и приношения. Присутствие неверных заграждает тебе путь к трону Аллаха! Молитесь, кайтесь, но прежде всего ополчитесь на новую священную войну. Я благословляю вас на брань! Смерть и уничтожение урусам!.. Именем Аллаха и Его пророка Магомета я трижды проклинаю наших врагов и объявляю им ещё раз газават! Отныне их судьба решена окончательно! Никому не будет пощады! Реки и моря покраснеют от крови неверных… О! Эти урусы увидят, что не ослабла ещё рука Шамиля, не иступились шашки мюридов, не заржавели их винтовки!..
Так говорил Шамиль своим воинам после того, как русские изгнали его из Дарго-Ведени.
Вскоре за тем неутомимый вождь горцев двинулся во главе своего, уже далеко не столь многочисленного, как прежде, войска к Новому Буртунаю. Укрепив это селение, лежащее в глухих недрах Андии, он сам расположился в небольшом ауле Чорто, откуда и посылал свои отряды в Чиркей и Аух. С одним из таких отрядов у русских, в глухом Андийском лесу, произошло новое сражение. Но твёрдая надежда Шамиля на победу не оправдалась. Несмотря на все усилия мюридов, победа осталась за русскими. Горцы, разбитые нашим войском, беспорядочно кинулись в бегство. Их храбрейшие начальники-наибы Технуцала-Измаил Ботлинский и Мустафа Ахмед Кудалинский остались с отсечёнными головами на поле битвы…
После этой победы русские подступили к Новому Буртунаю и овладели им. Желая удержать дальнейшее движение врага, Шамиль неподалёку от Буртуная приказал поспешно устроить завал. У этого завала произошло большое сражение, в котором погиб целый отряд горцев с наибом Шамхалом Тиндальским во главе.
Вскоре за Буртунаем был взят Аух.
Русским отрядом командовал князь Орбелиани.
Ужас овладел горцами: неудача следовала за неудачей…
— Этот год принадлежит князю,
[112] — говорили они, — всё равно, драться или нет, — победа у урусов.
Действительно, счастье изменяло на каждом шагу когда-то непобедимому вождю мюридов. С потерею же Буртуная его дело пришло почти в полный упадок, так как для русских открывалась прямая дорога к самому Ведени, новой столице имама.
Генерал Евдокимов, старый, опытный воин, изучивший горцев и их военное дело, назначенный главнокомандующим начальником левого крыла, шаг за шагом, с преданными ему воинами, вырывал из рук горцев один аул за другим. Считавшиеся неприступными ущелья в горах на берегу реки Аргуни очутились в руках русских. Везде и всюду быстро воздвигались русские укрепления, прорубались просеки, устраивались дороги…
Мюриды отступали, с ожесточением оспаривая каждый кусок земли. Шамиль с горстью самых пламенных горцев бросился к Владикавказу, но там был встречен отрядом генерала Мищенко и разбит наголову. В то самое время генерал Евдокимов разбил другой отряд мюридов и занял Шатой, а генерал Вревский успешно двигался к аулу Кетури, в котором засели преданные Шамилю лезгины. Преодолевая неимоверные препятствия, смело поднимались по скалам в поднебесную высь аула русские солдаты отряда Вревского под выстрелами горцев. «Вперёд, братцы, покажем, что мы русские!» — кричал начальник отряда генерал барон Вревский, находившийся всегда там, где была самая большая опасность, как вдруг шальная пуля сразила храброго генерала, и он как сноп упал на землю. Смерть его не могла остановить победоносного движения русских войск, и вскоре вся Чечня очутилась в наших руках, и многие горские племена и общества покорились добровольно русскому владычеству.
Но Шамиль всё ещё не терял надежды на победу над русскими. Жестокими мерами он старался удержать население в своей власти, а горячими проповедями силился разжечь в горцах прежнюю храбрость. Однако значительная часть горцев, утомлённых войною и познавших силу русского оружия, равнодушно внимала проповеди газавата… И ряды Шамилевых воинов становились всё реже и реже.
Шамиль всё ещё верил в свою счастливую звезду. Он приказал всем верным ему наибам собраться в Шали. На созванном там совете, гудекане, после продолжительной молитвы он произнёс такую речь:
