— Крошка? Ты меня слышишь? — все еще трясет меня за плечо Фил. А я в ступоре. Я не знаю, как признаться в своем изъяне, но это нужно сделать.
— Слышу… Филипп, у нас не получится ничего. Не обижайся, дело не в тебе… — фуу-у, банальщина какая… Я делаю вдох-выдох, поднимаю взгляд и сталкиваюсь с вызовом графитовых глаз. Он напряженно ждет моих пояснений, мне же так жутко. — Я все помню. И банкет тот, и вечер, и … всё, что было в моем номере помню. Только твоего лица не помню… Прости-и…
— Эм-м… В каком смысле моего лица не помнишь? Я же прекрасно помню твое лицо, ведь свет горел. Да и ты смотрела так, будто навсегда запомнить хотела. Ты гладила мое лицо, целовала его и все повторяла, что я красивый… — Фил, похоже, в недоумении, но я могу ему помочь.
— Я не могу запоминать лица. У меня частичная лицевая агнозия. Это нарушение способности узнавать знакомые лица. Не сохраняются они в моей памяти… — я с опаской посмотрела на Фила, боясь увидеть в его глазах отчуждение. Но в серо-голубом омуте светилась жалость. — Поэтому, я пойму, если ты сейчас уйдёшь. Понимаю, что с человеком, у которого такой диагноз жить невозможно.
Вытерла руки о салфетку, лежавшую у моей коленки, и встала. Я отошла к дереву, туда, где мирным сном спали синие бабочки морфо. Вот, сказала. Теперь выдержать его уход, не расплакаться. Позади шорохи, даже не говорит ничего. Вдруг меня подхватывают на руки и тащат на ложе изо мха. Я даже вскрикнуть не успеваю.
— Какое чудо! — смеется любимый и гладит мои волосы. — Значит будущая жена моя не обычная женщина, а с изюминкой.
— Ты не понял? Это не изюминка, это огромная изюмина. Вот так уедешь в командировку, а когда вернёшься, я тебя не узнаю… нравится тебе это?! — возмутилась я. Но от счастья голова кружится. Он не бросит меня, я уверена теперь.
— Всё так плохо? — нахмурил брови, а губы-то улыбаются. И лезут к шейке, чтоб прилепить свой горячий поцелуй. Щекотно!
— Не плохо… — едва дышу я от прикосновений нахальных пальцев, которые хозяйничают в районе набухших холмиков с заострёнными вершинками. Какая чувствительная часть тела, моя грудь…
— Тогда и нечего переживать. Жила с этим диагнозом одна, теперь будешь жить со мной. Или ты против меня в твоей жизни?
— Ну что ты… я не смогу отпустить тебя теперь… — вглядываюсь в родное лицо, отмечая каждую мелочь. Я позволяю своей памяти слиться с его обликом, провожу пальчиками по бровям, касаюсь темных пушистых ресниц. — И постараюсь не забыть.
— Расскажи мне, — просит Филипп и отсаживается от меня. Он серьёзен, приготовился слушать, а мне жаль, что моё тело осталось без внимания. — Откуда у тебя этот диагноз? Родилась с ним? Только не бойся, я тебя не оставлю, что бы ты не рассказала.
Глава 40
— Ладно… — я тоже сажусь, чтобы наши глаза были на одном уровне. Кутаюсь в легкий плед, как в кокон. — У меня лицевая агнозия. Частичная и приобретённая, а не врождённая. Мне было семнадцать, я торопилась в школу утром. Ноябрь, ночью прошел ледяной ливень, все покрылось ледяной коркой. Мне нужно было спуститься по лестнице в парке. На верхней ступеньке я поскользнулась и… и пересчитала штук двадцать своими ребрами и затылком. Очнулась уже в машине «скорой помощи», чуть с ума не сошла. Только что бежала в школу и вот надо мной уже склоняются чужие лица, колют чем-то руку и прижимают к носилкам…
Я сделала передышку, собираясь с мыслями. Вспоминать те дни очень тяжело. Филипп взял мою руку и поцеловал пальчики, жалея меня и сочувствуя. Я продолжила свой рассказ:
— Было так страшно! Но стало еще страшнее, когда врач, осмотрев меня, спросил моё имя. А я его не знаю. Вот просто ничего не знаю о себе! Жуть! Полная амнезия… у меня истерика случилась. Кто я?! Откуда? Чем занималась? Ничего не помню… извела себя, пытаясь вспомнить. Тут в палату влетела женщина, руки мои целует, рыдает, доченькой называет. А через час мужчина какой-то, точно так же рыдает у моей кровати. У меня тогда нервный срыв случился.
Я поежилась и подобралась к Филу. Тепло исходящее от него успокаивало и подбадривало. Костер почти погас, но вокруг нас стояли фонари, которые привлекали мотыльков. Глупыши бились в стекло, пытаясь пробраться к огню. В воздухе замелькали светлячки, вспыхивая то тут, то там. А меня снова унесло в прошлое, я охотно делилась им с самым добрым и понимающим мужчиной на земле…
Два дня тогда никого ко мне не впускали, боясь нового срыва. А потом пришли мои девчонки. Я не узнала их тоже. Одна из них отошла к окну и плачет. Ее длинные черные волосы искрились на солнце, плечи подрагивали. И вдруг мне на память пришло имя — Эрика. Я назвала это имя, и девчонка обернулась, радостно засмеялась.
Я все вспомнила! Все, кроме лиц. Волосы помню, знаю, что это моя подруга Эрика, а лицо ее не узнаю… И Сашулю не узнаю, только волосы белоснежные, кофточку ее. Мы вместе покупали эту кофточку, и я вспомнила, когда и где. А лицо тоже незнакомо! Дикость!
Меня выписали, когда ребра поджили. А диагноз — частичная лицевая агнозия приклеился навсегда. Я получила ее в результате травмы затылка. Отбила себе о ледяные ступени важную частичку мозга, которая запоминала лица родных и близких. Поначалу я вообще не могла запомнить. Каждое утро за мной в школу заходила Эрика. Я узнавала ее по волосам, знакомой шапке, куртке… каждое утро Эрика с незнакомым мне лицом…это доводило до сумасшествия первые полгода. Потом свыклась, успокоилась. Как врач сказал — с агнозией жить можно. Уже большая удача, что саму себя в зеркале узнаю.
Вскоре я переехала в столицу, нашла специалистов в этой области. Проводили различные тесты и тренировки, учили заново распознавать лица родных, запоминать их. Оказалось, что немного памяти все же осталось, как раз на десяток лиц. Только я всегда при себе держу фотоальбом или мобильник со снимками, пересматриваю каждый день.
Прошло шестнадцать лет. Теперь я почти не забываю лица родителей, брата и подруг. Хотя бы смутно, но все же они удерживаются в моей памяти. Остальных людей не могу запомнить, поэтому улыбаюсь всем, кто мне улыбается, и со всеми здороваюсь. Но вот если я месяц не смотрю фото, или не вижусь лично, то снова лица родных начинают стираться из памяти, и я этого очень боюсь.
— Вот такая история… Не страшно связать свою судьбу с женщиной, у которой такая изюмина? — смеюсь я, заглядывая в задумчивые серо-голубые глаза. И получаю поцелуй в нос.
