Шубников кашлянул:
– Пишите: рубец без воспалительных явлений.
…Проснувшись в семь, он успел сварить себе кофе в турке до того, как соседка займет его конфорки, и долго цедил его, блуждая взглядом по книжным полкам, выбирая, что почитать из художественной литературы. Вдруг товарищи юности все же способны чем-то ему помочь? В конце концов достал старый номер «Иностранки» с «Триумфальной аркой» Ремарка, подмигнул его портрету и сказал: «Алкоголики – это наш профиль».
Вдруг злоключения деклассированного хирурга в Париже наставят его на путь истинный?
Торопиться было некуда, в стационаре достаточно жесткий распорядок. В восемь – пятиминутка, иногда растягивающаяся на полтора часа, в девять – обход, а дальше по ситуации. Или план делаешь, или оперируешь, что тебе товарищи оставили, или сидишь за историями. Профессорские будни отличаются от будней рядового состава, но все равно Гаккеля лучше ловить после десяти.
Оставшееся до выхода время Шубников посвятил своему внешнему виду. Тщательно выбрился, погладил рубашку и лучшие черные брюки, и на всякий случай извлек из шкафа солидный двубортный халат, в котором чувствовал себя как рядовой в генеральской шинели, но тоже погладил и аккуратно уложил в пакет.
От мысли, что на кафедре Гаккеля есть колоссальный риск встретить старых друзей, сердце привычно съежилось от стыда, и Шубников едва не передумал. В конце концов, судья настоятельно рекомендовала ему не общаться с Валерием Николаевичем, и сейчас, если не пойдет, он проявит благоразумие, а вовсе не спасует и не струсит. Ирина Андреевна прямо сказала, что не нужно, так зачем подвергать себя двойной пытке? Снаружи будут жечь снисходительные и презрительные взгляды приятелей, а изнутри терзать уколы зависти от вида их успехов. Так себе удовольствие, так не лучше ли отказаться от этой глупой авантюры?
Лучше выпить пивка, на душе станет легче и спокойнее, а к началу приема запах уже выветрится, в крайнем случае он наденет маску и будет дышать в другую сторону, никто и не догадается.
Во внутренней борьбе Шубников чуть не прожег утюгом халат и потом всю дорогу тянул себя, как на аркане, по широкой дуге обходя все известные пивные точки, но все-таки переступил порог клиники.
Кафедра, возглавляемая Гаккелем, располагалась на базе городской больницы, в которой Шубникову не приходилось бывать раньше, но благодаря типовому проекту он быстро все нашел. Когда-то проходил практику в клинике точно такой же архитектуры, только в другом конце города.
Кафедра, на которой он сам когда-то пытался выбиться в люди, не имела тесных научных связей и общих интересов с кафедрой Гаккеля, поэтому Шубников близко не знал никого из местных, так, шапочное знакомство благодаря конференциям, но в больнице работали его однокурсники, поэтому пришлось подняться на лифте, ибо существовала почти стопроцентная вероятность, что хоть один его приятель прямо сейчас курит на лестничной клетке.
Шубников внимательно оглядывался, но все же прозевал и столкнулся с парнем, которого всегда считал недалеким, а сейчас он вдруг выскочил из кабинета, на двери которого была привинчена табличка «Зав. отделением В. В. Василенко».
В коридоре скрыться от порции унижений было некуда, но Валька вдруг стремительно обнял его и хлопнул по спине так, что Шубников, отвыкший от братаний, чуть не отлетел к противоположной стенке.
– Как я рад, Саня! Ты жив!
– Ну в общих чертах да.
– Блин, а я слышал, тебя убило. Как так-то?
– Извини.
Валя расхохотался:
– Нет, как я поверил-то, дурак? А ты ко мне?
– К Гаккелю.
– За здоровьем или за работой?
– Как получится, – улыбнулся Шубников.
– Ну смотри, у него трудно, но интересно.
– А сам он как?
– Мировой мужик! Всегда придет на помощь, и в операционной, и везде, а главное, своих не подставляет. Наоборот, если возникает серьезное осложнение, даже если не Гаккель оперировал, то он всегда впрягается, с родственниками разговаривает, мол, случай сложный, анатомические особенности, то-се, поэтому доктора пригласили меня, целого профессора, сейчас что-нибудь придумаем. В общем, лучше начальника я в своей жизни не встречал.
Шубников пожал плечами.
– Серьезно, Сань! Если что, таланты он тоже не зажимает, даст тебе развернуться в полную силу.
– Ой, я тебя умоляю.
– Скромничает он! По секрету, – Валька взял Шубникова под локоть и понизил голос, – тебя ни за что не хотели в Афган отпускать, твой начальник на пену прямо изошел, что ты уникальный специалист, а не пушечное мясо.
– Не знал, – удивился Шубников, стараясь не подать вида.
И еще хотел спросить, откуда у Вальки такая информация, где была пена, на которую изошел начальник, когда его выкидывали с кафедры, но тут в конце коридора показалась высокая фигура Гаккеля, и приятели быстро простились, договорившись о скорой встрече.
Валерий Николаевич, судя по тому, что был одет в хирургическую робу и расстегнутый халат, шел к себе перевести дух между операциями. Лицо его было усталым, хмурым, Шубников без труда узнал это выражение, возникающее у любого хирурга, когда болезнь оказалась сильнее, – и ему вдруг стало неловко и за свои подозрения, и за то, что полез к занятому человеку из-за слишком разыгравшегося воображения.
– Саша? – Гаккель вздернул брови. – Что случилось?
Тут Шубников с большим опозданием сообразил, что так и не продумал начало разговора и вообще легенду. Надо было срочно выкручиваться, а врать он не любил и не умел.
– Тут такое дело…
– Ну пойдемте, побеседуем, – открыв дверь, Гаккель жестом пригласил его войти. Кабинет у него оказался маленький, по обстановке никак не скажешь, что здесь работает завкафедрой и доктор наук. Никаких тебе дубовых гарнитуров, бронзовых бюстов и портретов в тяжелых золотых рамах. Мебель с бору по сосенке, из старинного только портативная пишущая машинка довоенного еще образца да бювар с протертыми добела кожаными уголками и почти неразличимой картинкой.
– Я в курсе вашей ситуации, – сказал Валерий Николаевич, вытягиваясь на диване, – извините, что сан фасон, но годы уже не те, спина не позволяет стоять у станка по десять часов кряду.
– Это вы меня простите.
– Так вот, я в курсе, но Филипп сказал, что вы хороший человек, а у него прекрасная интуиция.
– Спасибо.
– Основное направление у нас официально желчные пути, но лично я сейчас занимаюсь распространенными опухолями.
Шубников сообразил, что настал удобный момент:
– Да, я слышал о вашей совместной работе с Валерией Михайловной и с профессором Павловым.
Гаккель закрыл глаза и улыбнулся:
– Саша, говорите прямо, вас удивляет, что на суде Лерина работа была подана как бред, а я молчал? Но это была стратегия защиты.
