– А какая разница-то? – вдруг фыркнул Шубников, – аффект явно был, а дальше не наше дело.
– То есть?
– Ну всяко она совершила убийство в состоянии патологического аффекта.
– Вы уверены?
– Ну а как иначе? Нормальный человек разве ляжет спать на месте преступления?
– А если она симулировала? Специально воду пустила, чтобы ее нашли типа спящей! – хмыкнула Светлана Аркадьевна.
Шубников засмеялся:
– Просто не ассистент кафедры, а профессор Мориарти, Наполеон преступного мира. Тогда бы она воду не тонкой струйкой пустила, а открутила бы кран на полную мощность, чтобы у соседки сразу с потолка закапало, ведь кому хочется целый день рядом с трупом сидеть? А главное, зачем было городить эту фантасмагорию, если можно было уйти, и все. И никто бы даже подозревать ее не стал.
– Как сказать, – улыбнулась Ирина, – когда у мужа твердое алиби, бывшая жена становится первой кандидаткой.
– Хорошо, но доказать бы точно ничего не смогли. Валерия знала, что Филипп Николаевич вернется только через неделю. Ну, может, по летнему времени труп чуть раньше обнаружат из-за запаха, но все равно свидетелям будет трудно вспоминать, когда именно они видели Валерию Михайловну, если видели вообще. Да и время смерти через неделю возможно определить с меньшей точностью, чем через три часа. Согласитесь, гораздо проще протереть орудие убийства, выкинуть его в помойку где-то подальше от своего дома и от места преступления и жить спокойно, чем сидеть месяц в психушке, а потом всю жизнь быть привязанной к диспансеру. Нет, симулировать аффект имело смысл только в одном случае – если бы соседка застала ее с поличным прямо в момент убийства.
Ирина посмотрела на Шубникова с восторгом. Идеальный заседатель, даром что алкаш!
– Вы хотите сказать, Александр Васильевич, что патологический аффект сам по себе, а…
– А на остальное вообще нечего обращать внимание, это просто товарищи немножко сгустили краски, чтобы убедить даже таких скептиков, как многоуважаемая Светлана Аркадьевна. Чуть-чуть преувеличили или даже приврали, но аффект от этого не перестает быть аффектом, верно? В конце концов, Валерия Михайловна могла обмануть кого угодно, но только не бригаду «скорой помощи», которая по роду своей деятельности таких спектаклей насмотрелась, что ввести ее в заблуждение практически невозможно.
– Зря мы не вызвали медиков для дачи показаний.
– Зря, но не критично, на мой взгляд. Просто так никому барбитураты в подобной ситуации не делают. Значит, там реально был нервный срыв с вегетатикой, повышение давления, тахикардия, все дела.
Светлана Аркадьевна пририсовала к инквизитору доктора Айболита. Он держал шприц, с иглы которого свисала крупная капля, и плотоядно улыбался.
– Но неужели такие уважаемые люди согласились лгать? – вздохнула она. – Вы только что говорили, что эксперты не поддаются ни на какие уговоры, а тут…
Ирина только руками развела:
– Эксперты сделали заключение на основании наблюдений за пациенткой и тех данных, которые предоставило следствие. К ним вопросов нет, в отличие от бывшего мужа, подружки и начальника. К сожалению, многие граждане считают делом чести обмануть и утаить информацию от правоохранительных органов, будто мы не народная власть, а какие-то оккупанты. На подкорке уже записано: не выдавать товарища ни при каких обстоятельствах. Ветров, Огонькова и Шацкий сейчас себя, скорее всего, героями чувствуют, но их идиотское поведение не должно влиять на нашу с вами правовую оценку действий Валерии Михайловны.
– Надо признать ее невменяемой на момент совершения, а дальше пусть психиатры разбираются, отчего у нее на самом деле крыша поехала. Это уже не наше дело.
– Ладно, убедили! – Светлана Аркадьевна хлопнула ладонью по столу. – Пусть будет невменяемая.
Ирина помедлила. Вроде бы внутреннее убеждение сформировалось, но что-то мешает ему вольготно расположиться в ее судейской голове. Будто кнопку ему на стул подложили или ботинки выдали на размер меньше, этому капризному внутреннему убеждению. Что-то будто недоделала она, недосмотрела. Чувство похоже на то, когда сомневаешься, выключила ли ты утюг. Волнуешься, но когда с полдороги возвращаешься проверить, оказывается, что все в порядке.
Итак, Шубников, золото, сливки сливок народных заседателей, совершенно прав. Признаки патологического аффекта налицо, и, положа руку на сердце, если Валерия Михайловна его симулировала, то и в таком случае ее поведение нормальным не назовешь. Что же смущает? Не вызвали бригаду «скорой» для дачи показаний? Да, это минус, но несущественный, ведь выступали милиционер, работница домоуправления и соседка, бывшие на месте преступления одновременно с медиками. Не провели оценку несуществующего научного наследия Валерии Михайловны? Тоже недоработочка, только тогда они вступили бы на зыбкую почву, в которой увязли навсегда.
Главное, заключение экспертизы есть, а серьезных поводов сомневаться в нем нет. «Короче, выносим решение и передаем Гаккель медикам, – хмыкнула про себя Ирина, – прямо как инквизитор с картинки Светланы Аркадьевны. Выявили упорствующего еретика и отдали его для сожжения светским властям».
* * *
Шубников возвращался домой, старательно обходя винные магазины. Настроение было как после сложной операции. Последний шов наложен, но по инерции ты еще там, в операционном поле, мысленно повторяешь каждое движение, прикидываешь более удачную тактику, хотя понимаешь, дело сделано и ошибку уже не исправить. За время работы в поликлинике он уже забыл про это мучительное, но будоражащее чувство, отпускавшее только после того, как больной выписывался из госпиталя, и сейчас душу покалывало, как, бывает, болят окоченевшие пальцы, когда начинают отогреваться.
Вчера он не пил и на ясную голову все сделал правильно, как минимум добросовестно разобрался, а не подмахнул бумажку не читая, потому что буквы с похмелья расплываются перед глазами, да и вообще наплевать.
Вчера не пил и сегодня не будет, а два дня подряд это уже достижение. Полностью сухих, чтобы даже ни стакана перед сном. Такую победу будет обидно перечеркнуть, а там, глядишь, может он и выкарабкается… Шубников увидел перед гастрономом эллипсовидную цистерну с надписью «Пиво», с очередью, похожей на хвост воздушного змея. Какой‐то счастливец в болоньевой куртке и массивных очках аккуратно пробовал губами пену, шапкой возвышающуюся над рельефной стеклянной кружкой. Шубников издалека определил на ней крапинки росы, понял, что пиво свежее и холодное, сглотнул слюну, сгорбился и резко ускорил шаг.
Через два квартала он выдохнул, будто ушел от погони. Теперь основная задача – придумать, как убить одинокий трезвый вечер. Жену он потерял, женщины не завел, друзья растворились в благополучной и успешной жизни, будто улетели на другую планету. Некому позвонить, разве что медсестре Клавдии Константиновне. Она презирает его за то, какой он есть, но хотя бы не помнит, каким он был раньше. Поэтому перед ней не стыдно. Ладно, не так стыдно, как перед остальными.
