Ключевое положение потребностей среди любых проявлений человеческой психики — мышления, воли, чувств — непреложно вытекает из информационной теории эмоций. Вот почему, по нашему убеждению, «проблема потребностей и мотивов становится центральной проблемой психофизиологии, а может быть, и всей психологии наших дней… Успехи общей нейрофизиологии головного мозга все отчетливее показывают, что ни физиология сенсорных систем, ни эффекторное оформление реакций не могут быть поняты без учета мотивирующего компонента… Еще большую остроту и актуальность эта проблема приобретает в сфере психофизиологии и психологии человека. Стало совершенно очевидным, что между социально-экономическими факторами и личностью имеется слой закономерностей, которые определяют многие моменты воспитания и социального поведения человека» [Симонов, 1970, с. 25]. Естественно, что мы с большим удовлетворением восприняли вывод, к которому пришел Б. Ф. Ломов, анализируя соотношение социального и биологического как методологическую проблему психологии: «Если проследить тенденции развития современной психологии, то нетрудно увидеть, что ее логическим центром все более и более становятся проблемы мотивации… Потребности относятся к категории интегральных свойств человека, они как бы “пронизывают” всю систему психического, все уровни психики, охватывая и биологические, и психологические, и социальные его характеристики… Монистический принцип в понимании человека должен быть последовательно реализован в изучении всей системы человеческих потребностей — и материальных, и духовных» [Ломов, 1976, с. 93].
Признавая ключевую роль потребностей в поведении человека, мы вместе с тем не располагаем сколько-нибудь обоснованной и общепринятой их классификацией. С другой стороны, до сих пор продолжается дискуссия относительно того общего, изначального, что реализуется в многообразии частных потребностей. Большинство авторов по- прежнему считают таким общим принципом — выживание, сохранение в самом широком смысле, будь то сохранение особи, потомства, вида, группы, цивилизации, ее культурных накоплений и т. п. Этот принцип приобрел поистине глобальное значение в системе представлений Б. Ф. Скиннера [Skinner, 1971]. Выживание, — утверждает Скиннер, — это единственная ценность, в соответствии с которой в конечном счете будут судить о цивилизации, и любая практика, обосновывающая выживание, обладает этой ценностью уже по своему определению.
«Конечной целью любого поведения, — пишет В. Б. Швырков, — является выживание организма, то есть сохранение целостности и организации метаболических процессов» [Швырков, 1978, с. 6. Курсив мой. — П. С.]. Разумеется, нелепо и наивно отрицать важнейшее значение тенденции сохранения вообще: развиваться и прогрессировать может только то, что способно себя сохранить. Но сохранение есть лишь необходимое условие развития, но не суть самодвижения живой природы, породившей и включающей в себя человека, не господствующую тенденцию этого самодвижения.
Даже в отношении живых существ на дочеловеческих этапах эволюции нам трудно согласиться с мнением Б. Ф. Ломова и В. Б. Швыркова о выживании как конечной цели любого поведения. «Теория функциональной системы, — пишут эти авторы, — прямо связана с эволюционным учением. Основной результат, который в конечном счете достигают биологические системы, — это выживание. Поэтому поведение биологических систем оказывается целенаправленным, причем любое поведение осуществляется для достижения того или иного полезного приспособительного результата, способствующего в конечном счете выживанию» [Ломов, Швырков, 1978, с. 4]. Согласно К. В. Судакову, «высшие мотивации возникают на основе механизмов низших биологических мотиваций… именно на основе пищевой потребности и ее удовлетворения у человека по существу строятся все (?!) формы целенаправленной деятельности» [Судаков, 1971, с. 272–276]. Насколько же проницательнее был Ф. М. Достоевский, утверждавший, что «без твердого представления себе, для чего ему жить, человек не согласится жить и скорей истребит себя, чем останется на земле, хотя бы кругом его все были хлебы». Врачи-психоневрологи знают, что именно утрата смысла своего существования («для чего жить?») подчас является причиной самоубийства в состоянии депрессии на фоне полного материального благополучия.
Хотя способность к сохранению особи, потомства и вида представляет необходимое условие самого существования живого на нашей планете, оно служит лишь фоном для реализации тенденций роста, развития, совершенствования живых систем, тенденций заполнения и освоения окружающего пространства в смысле идей В. И. Вернадского. «В ходе геологического времени, — писал Вернадский, — наблюдается, по-видимому, процесс непрерывного расширения границ биосферы, заселение ее живым веществом… Живое вещество является пластичным, изменяется, приспособляется к изменениям среды, но, возможно, имеет и свой процесс эволюции, проявляющийся в изменении с ходом геологического времени, вне зависимости от изменений среды… Человек застал огромное количество видов, в большинстве теперь исчезнувших, крупных и мелких млекопитающих… Млекопитающие дали ему основную пищу, благодаря которой он мог быстро размножаться и захватить большие пространства. Начало ноосферы связано с этой борьбой человека с млекопитающими за территорию» [Вернадский, 1977, с. 15–46]. После возникновения того, что В. И. Вернадский назвал «ноосферой», освоение окружающего пространства приобретает не только физический, но и интеллектуальный характер: так наука осваивает глубины вселенной, физически недостижимые для людей.
Идеям В. И. Вернадского очень близки воззрения А. А. Ухтомского, согласно которым «основной тенденцией в развитии мотивов является экспансия в смысле овладения средой во все расширяющихся пространственно-временных масштабах (“хронотопе”), а не редукция как стремление к “защите” от среды, уравновешенности с ней, разрядке внутреннего напряжения» [Ярошевский, 1975, с. 15]. Мы видим, что в отечественной науке 20-го столетия сформировалось теоретическое направление, существенно отличающееся от идеи уравновешивания с окружающей средой, редукции влечения и структурного оформления этого уравновешивания в виде замкнутого «рефлекторного кольца». Аналогичные теоретические концепции имеются и в зарубежной науке. Среди них мы в первую очередь назовем «двуфазную теорию мотивации» Т. Шнейрлы, согласно которой усиление мотивации (потребности, стремления, влечения) может служить такой же «наградой» для живых существ, как и ослабление чрезмерно сильной потребности [Schneirla, 1959]. Информационная теория эмоций позволила показать, что награждающие свойства усиления потребности реализуются через мозговой аппарат положительных эмоций. В области психологии «двуфазной теории мотивации» близка концепция личности как открытой системы, принадлежащая Г. Олпорту [Allport, 1955].
Комплекс наук о человеке, куда входят и физиология, и психология, и социология, сегодня не располагает общепринятой классификацией потребностей. Маслоу [Maslow, 1943] различает семь групп мотиваций: 1) физиологические потребности выживания (голод, жажда, сон, территория, активность, приток стимулов); 2) потребность безопасности и сохранения от повреждений; 3) потребности любви и принадлежности к группе; 4) престижные потребности (в уважении, в доминировании); 5) потребности самореализации личности (успех, самосознание, самооценка, выявление творческих потенций); 6) познавательные и 7) эстетические потребности.
