Не один брак Клавдия Петровна разрушила. Но Марину она не видела. Все. Больше сказать нечего. И вдруг мне звонят из детективного агентства и сообщают, что нашли записку, где упоминаются имя, отчество и фамилия дочери. Я ничего не поняла. Где отыскали бумажку? У кого?
– В квартире покойной Веры Арамакиной, – ответила я. – Вы знали эту женщину?
– Веру Арамакину? – повторила гостья.
– Она меняла фамилию, – уточнил Макс, – от рождения Вера была Марамамакиной. Но несколько лет назад стала Арамакиной.
– Нет, не помню такую, но это не исключает, что мы пересекались когда-то, – протянула Нестерова и вскочила. – Мариночка! Девочка! Ее признали умершей! А она жива! В Москве! Дайте мне адрес! Скорее! Я не знаю, почему дочка сбежала! Много лет я пыталась понять: что было не так? Но ничего не вспомнила! Если Мариночка до сих пор зла на меня, то я не стану ей навязываться. Просто хочу обнять свое дитя, поцеловать, сказать, что папа умер. Дайте мне ее адрес!
– У нас его пока нет, – сказал Энтин.
– Телефон, телефон, телефон, – причитала Нестерова.
– Не знаем его, – вздохнул Константин Львович, – нам ничего не известно о судьбе вашей дочери.
Антонина села.
– Где вы нашли упоминание о моей девочке? Лампа, пожалуйста, скажите!
– В одной квартире, – пробормотала я.
– Дайте мне адрес, – потребовала Антонина.
– Зачем? – прищурился Энтин.
Антонина Васильевна не стала скрывать своих намерений.
– Сяду на ступеньках подъезда, вдруг Марина туда придет!
– Лучше этого не делать, – покачал головой Константин Львович. – Женщина, которая упомянула вашу дочь, сама хотела ее найти. Полагаю, Марина в той квартире никогда не появлялась.
– Антонина Васильевна, значит, вы не знакомы с Верой Арамакиной? – уточнила я.
– Среди близких знакомых ее нет, – подтвердила гостья, – но у меня много студентов, аспирантов. Я связана с научными издательствами, может, жизнь сводила меня с этой женщиной, но я не помню ее.
Я решила не сдаваться.
– И фамилия Марамамакина вам не знакома?
Нестерова сделала отрицательный жест рукой.
– Ответ тот же. Среди знакомых такой нет.
– А Анелию Борисовну Орехову вы знали? – подхватил Макс.
– Нет, нет, – прошептала Антонина. – Среди сотрудников кафедры, где я работаю, никого из вами перечисленных нет. Боже! Марина жива!
Я вскочила и обняла гостью.
– Пожалуйста, не надо пока делать поспешных выводов. Просто найдена записка с упоминанием Марины Анатольевны. И только. У Марины был друг по имени Алексей?
Глаза Нестеровой потемнели.
– На что вы намекаете? Хотите сказать, что у моей дочки были сексуальные контакты?
Я изумилась, хотела ответить, но вместо меня это сделал Энтин:
– У подростков много тайн даже от любящих родителей.
Нестерова побагровела.
– Моя дочь не такая! Она чистая девочка! Не смейте пачкать доброе имя нашей семьи. С мальчиками она не встречалась, не общалась! Никаких Алексеев около этой девчонки не было. Ох!
Антонина сгорбилась.
– Простите, нервы подводят. Мариночка необщительной была. Любила гулять одна. Возьмет книгу и на целый день в лес уходит. Извините, от стресса я не владею собой. Поверьте, я не грубиянка, не хамка!
– Вы храните личные вещи девочки? – перевел разговор в другое русло Макс.
– Да! Ни одного карандаша не выбросила, ни скрепочки, – всхлипнула Нестерова. – Ее комнаты дома и на даче заперты. Там все осталось, как при жизни девочки! Ох! Что я говорю! Ведь она не умерла, не погибла! Да? Так?
– Разрешите нашему эксперту осмотреть комнаты? – попросил Вульф. – Михаил аккуратный человек, после его ухода все останется на своих местах.
– Милиция много лет назад уже все обыскивала, – грустно сказала Нестерова, – но ничего не нашла.
– Тогда у исследователей не было аппаратуры, которая есть сейчас, – объяснила я. – Вдруг обнаружится какая-то зацепка?
Антонина Васильевна вскочила, открыла сумку, вытряхнула на стол ее содержимое. Я глянула на гору вещей. Расческа, несколько конфет, пудреница, губная помада, телефон, упаковка носовых платков, какие-то смятые бумажки. Женщина может защитить докторскую диссертацию, преподавать в вузе, но в ее ридикюле будет тот же беспорядок, что и у меня, еле-еле завершившей свое образование в консерватории.
Нестерова выхватила из груды барахла связку ключей и показала ее Максу:
– Они от дачи, но обыскивайте только ее комнату!
Глава двадцать восьмая
Не успела я проводить Макса и Энтина в офис, как ко мне кинулась Роза Леопольдовна:
– Двадцать тысяч!
– Что надо купить? – поинтересовалась я.
– Ничего, – пожала плечами няня, – пока все есть.
– Двадцать тысяч рублей кому или для чего? – попыталась я еще раз прояснить ситуацию.
– Деньги? – удивилась няня.
– Вы сказали: «Двадцать тысяч», – напомнила я.
– Это не рубли, – засмеялась Краузе, – а количество моих подписчиков. С утра на аккаунт подписались чуть больше девятисот человек. А сейчас их вон сколько, и продолжают прибывать. Гляньте!
Я взяла протянутый Розой телефон и увидела под последней публикацией тьму откликов: «Супер», «Круто», «Две дуры», «Ваще ржака», «Бабки жгут», «Внуками займитесь, не…», «Сдохнуть со смеху», «Все верно, именно так и снимается», «Нет правды в инстаграме. Браво», «От безделья идиотничаешь, лучше детям в приюте помоги,…!»
– Что это? – изумилась я.
– Сама не понимаю, – призналась Роза, – но люди ко мне потоком прут. Почему фото простого салата вызвало такой ажиотаж? И опубликовала я его два дня назад, когда хотела кулинарный блог вести. Но тогда оно никого не заинтересовало!
– Салата? – повторила я. – Вы недавно выставили видео, да не одно, их много!
– Не делала этого! – опешила Краузе. – Мамочка! Мой аккаунт взломали! Выложили что-то неприличное!
– Может, наоборот, забавное, не нервничайте… – начала я.
– Мимишное зрелище столько народа не привлечет, – возразила Краузе, – там, наверное, порнография! Или, не дай бог, политическая шутка. Мой аккаунт заблокируют. Меня навечно внесут в черный список! Как тогда на квартиру заработать? Всю жизнь одной провести придется.
Я положила трубку на стол и нажала на экран.
– Давайте спокойно посмотрим на то, что вы не публиковали. А потом решим, как действовать дальше.
Перед моими глазами побежали картинки, зазвучали голоса:
