Елена Яковлевна развела руками.
– Торба, из дерьма сшитая. Лицо непромытое какое-то, хоть бы попудрилась.
– Наверное, у Арамакиной не было денег, – предположила я.
Администратор фыркнула:
– И что? У всех бабок мало! Олигархов я не встречала, а те, кого или на работе, или в метро вижу, на копейки существуют. Можно пойти в недорогой магазин, найти модное платье. Купить краску, самой волосы покрасить. Обувь нормальную приобрести. Сумочку приличную найти за недорого. Я же нормально выгляжу!
Елена вздохнула.
– Вот так я думала. И один раз все это ей и высказала. В лицо! Без обиняков, просто донесла до сознания Веры, что помыться в душе можно простым мылом, дезодорант не миллионы стоит. Приведи себя в порядок, глядеть на тебя противно. У нас не самый дешевый клуб, мы работаем в центре. На билет рубли наскребаешь? Накопи на краску и шампунь!
Администратор опустила голову.
– Понесло меня! Иногда я не владею собой. Климакс замучил! Да и день трудный выдался, за троих бегала. Только выдохнула, глядь, Вера по коридору на выход шкандыбает со своей дурацкой торбой! Идет, улыбается! Ну я и сорвалась! Сначала по ее внешности прошлась, затем припечатала: «Федина не знает, как от тебя отделаться! Не нужны ей торты, она их отдает Вальке-уборщице!»
Елена пнула носком туфли камушек, который лежал около скамейки, на которой мы с ней сидели.
– Высказалась от всего сердца. И вдруг мне нехорошо стало. На душе муторно. Вера стояла молча, я хотела уйти, да ноги не шли. Ну, думаю, сейчас она меня обзовет, в лицо плюнет. И права будет. Я ей нахамила не по-детски, но Арамакина себя по-другому повела, сказала: «Еленочка, спасибо вам за вразумление. Сама понимаю, что надо за себя взяться, а сил нет. Вы со всех сторон правы, у меня около дома есть магазинчик, там за скромную сумму можно несколько вещей купить: блузку, юбку. И я не нуждаюсь. У меня был прекрасный муж, но он умер. Детей у нас не было, сейчас я живу одна. Для кого мне наряжаться? Работаю на дому, тексты всякие правлю. В офис не хожу, зарплату на карту переводят. Одна радость – концерты Аллочки. А насчет туфель, запаха пота и длины платья…»
Администратор сгорбилась.
– Она юбку приподняла. А там! Протез! От колена. Железка, вроде как голень, внизу ботинок.
Елена замолчала.
– Неприятная ситуация, – пробормотала я, когда пауза затянулась.
– И не говорите, – вздохнула Елена, – я не знала куда от стыда деться. Кабы Вера на меня наорала, по башке глупой меня сумкой огрела, мне бы легче стало. А она тихо продолжала: «Я Баба-Яга – железная нога. В ДТП не попадала, родилась такой. Все детство в больницах провела. Я росла, искусственную ногу менять приходилось. Очень стеснялась своего уродства, боялась с кем-то подружиться, знала: замуж никогда не выйду. И вдруг встретилась с Анатолием Евгеньевичем, вдовцом, без детей. Прожила с ним счастливо, сейчас я обеспечена и квартирой, и деньгами, но супруга нет. Для кого мне марафет наводить? Но когда вы меня вразумили, стыдно стало. Слабое оправдание: я ношу длинные юбки, потому что до сих пор стесняюсь протеза. Вот и закрываю его. В интернете видео женщин выкладывают: идут в шортах, вместо одной ноги протез. Спортсмены на протезах бегают. А мне неудобно. Народ пальцем показывать будет, шептаться. Я стесняюсь своего уродства. Спасибо, Елена Яковлевна. Возьмусь за себя! В следующий раз приду, вы меня не узнаете. Постригусь, покрашусь, платье новое надену, сумочку симпатичную куплю. Вот обувь сменить не могу, она к протезу приделана. Странно же, если слева ботинок будет, а справа балетка! И перекос тела возникнет, когда туфли разные. Юбку короткую пока не готова носить. Но, честное слово, наберусь мужества. Что касается запаха… Моюсь два раза в день с мылом, белье стираю, но все равно от запаха пота полностью избавиться не могу. С детства у меня сбой в эндокринной системе. Но я очень-очень постараюсь. Вы мне правильный посыл дали».
Администратор посмотрела мне в глаза.
– И ушла. Догадайтесь, кем я себя ощутила?
– Нетактичным человеком, – предположила я.
– Да просто последней сволочью, – отрезала Елена, – дерьмом полным. Обгадила Веру, выплеснула ей в лицо свою желчь. А она меня поблагодарила. Я понятия не имела, что у нее нет ноги. Она ходила вроде нормально. Урок мне на всю жизнь, после того разговора я уже не рискну кого-либо осуждать. Неизвестно ведь, почему от человека плохо пахнет. Может, он как Вера!
Елена замолчала.
Глава двадцать вторая
Я выждала паузу, потом спросила:
– Арамакина сдержала слово? Изменилась внешне?
– Не знаю, – прошептала собеседница, – я заболела, простудилась, недавно на работу вышла. Ждала концерта Аллы, хотела перед Верой извиниться, совесть меня загрызла. Вы меня убили сообщением про ее смерть.
Мы с Еленой беседуем на улице на скамейке, к себе в квартиру она меня не пригласила.
– Значит, с Ольгой вы не разговаривали?
– С кем? – прищурилась Елена Яковлевна.
Я объяснила:
– Вы болели, поэтому не знаете, что к Алле в гримерку приходила женщина, она представилась Ольгой, дочерью Веры. Она и сообщила, что мать умерла, перед смертью завещала дочке приносить Фединой на концерт вафельный торт.
– Да как она проскочила за кулисы? – возмутилась администратор и тут же изменила тон: – А-а-а! Наверное, тогда еще Сашка на служебном входе дежурил. Из фойе есть дверь в помещение, куда зрителей не пускают. Там охранник стоит. Одного из них недавно уволили. Артисты жаловались, что к ним посторонние в гримерки проходят, сумка у одной певицы пропала. Стали разбираться, узнали, что Александр за деньги любого пропускал. Недолго он у нас прослужил. Как пришел, так и ушел. Месяца два-три продержался. Рвач! Взяточник! Нет, я ничего про дочь Веры не знаю. Но хорошо помню, что Вера мне говорила об отсутствии детей, о своем полном одиночестве.
Я встала.
– Спасибо, что согласились на разговор и сообщили мне много полезной информации.
– Не стоит благодарности, – сказала Елена, – мне теперь никогда от чувства вины перед покойной не избавиться. Думаю, не было у нее дочки. Та Ольга самозванка.
– Почему вы так решили? – встрепенулась я.
– Вера так грустно сказала, что живет одна, поэтому ей нет смысла хорошо выглядеть, – вздохнула Елена. – Зачем ей мне врать? Торба!
Я посмотрела по сторонам.
– Вы с пустыми руками из подъезда вышли.
– Не про свою говорю, – перебила меня Елена, – торба Веры! Она у меня!
Я сделала стойку.
– Арамакина отдала вам свою сумку?
Елена Яковлевна положила ногу на ногу.
– Я ей в день своего рождения нахамила. Отчего у меня настроение плохое тогда было? Обида сожрала. В клубе никто о моем празднике не вспомнил. В «ОРС» есть традиция. Утром, когда все на работу приходят, управляющий проводит пятиминутку. Она, как водится, на полчаса растягивается, а то и дольше. Сначала Костя всем люлей раздает, потом объясняет, что сегодня сделать надо. Зал иногда вместо кресел заполняют столиками для ужина со звездой. Если в коллективе есть именинник, то его поздравляют после совещания. Константин краткую речь произносит, дарит пакетик с подарочной картой торгового центра «Вакс», он здесь неподалеку находится. На пять тысяч. Я оделась по-праздничному, прическу сделала, ждала, вот сейчас объявят именинницу. И ничего. Вообще, словно меня нет и никогда не существовало. Очень обидно стало! Догадывалась, почему мой день рождения проигнорировали. Я поругалась с Олеськой, секретаршей Константина. Вот она и не напомнила ему про мой праздник! Встать и сказать:
