Она пожала плечами. Что тут скажешь? Не было у нее ответов. А тот, кто мог бы что-то объяснить, остался в ментальном пространстве с аномалией-убийцей. Так, резко сглотнуть, задержать дыхание! Не сметь, Алина, не сметь! Потом. Потом его оплачешь. Интересно, а что остальные? Отряд, конечно, заметил потерю бойца, но… ни слова, ни полслова о нем. Ну да, Эдуард ведь не первая потеря. Сколько их, навсегда оставшихся в этой Зоне, и люди уже почти привыкли к смертям. Наверное, так сейчас и надо. Нельзя раскисать: во главе угла выживание, остальное может подождать.
Дрон поймал ее взгляд и неожиданно потупился. И Алина вдруг поняла, что он-то ее понимает как никто, ибо увидела в его глазах отражение собственной боли. Он многих потерял здесь, да. Но не только многих, не только спутников. Кого-то особенного. Тень этой боли мелькнула во время их ментальной интеграции. Мелькнула и пропала.
– Думаю, что-то вмешалось, и точка выхода изменилась, – медленно произнес Дрон. – И я догадываюсь что…
– Это центр Топи, да? – спросил Алекс.
– Самый что ни на есть, – мрачно подтвердил Шахматист. – До границ Зоны отсюда черт знает сколько телепать.
– Но это еще не самое худшее. – Грозовая туча по сравнению с лицом Дрона, пожалуй, выглядела бы веселеньким белоснежным облачком. Сталкер вытянул руку на север. – Гляньте вон туда. Видите ту гору с покатой вершиной? Это Круглица, самая высокая здесь вершина. До нее совсем недалеко. Мне тут пришлось полетать над Зоной… ментально, разумеется, – добавил он, поймав удивленные взгляды спутников. – Так вот, я кое-что почувствовал… В общем, долбаный Обломок именно там. Рукой подать, черти полосатые! С чем вас и поздравляю.
Глава 18. Степан, «Михаил» и Глеб
Таганайская Зона. Златоуст
– Не нравится мени ця тишина, – мрачно произнес Гецко, останавливаясь на краю площади.
Прошел час с тех пор, как они расстались с военными. Те довезли мальчика и его спутников до центра Златоуста и повезли бы дальше, если бы Глеб по просьбе «Михаила» не отказался наотрез своим особым голосом, с которым невозможно спорить. И за прошедшее время им не встретилось ни одной живой души, даже заключенной в тело какого-нибудь мутанта. Про эту тишину и говорил Гецко. Она и впрямь нервировала, напоминая заезженное затишье перед бурей.
«Михаил» ответил ему столь же хмурым взглядом.
– Просто не нравится или?.. – Он ткнул пальцем куда-то вверх, понятно на что намекая.
– Та ни, вона як раз молчит. И це мени тоже не нравится.
«Стрельцов» пожал плечами.
– Насколько я успел понять твою пророческую способность, когда прямо серьезная опасность, она просыпается. Значит, пока двигаемся. – И, предупреждая следующий вопрос, добавил: – Прямо.
– И як ми будемо шукати цього Зовущего? – похоже, Степан уже устал от молчания.
– А чего там искать? – Судя по лицу «Стрельцова», настроение у него портилось прямо на глазах. – Это Источник, к гадалке не ходи. А его я теперь хорошо чувствую. Эта штука во мне… она как компас работает: чуть не туда сворачиваю, возникает боль как сигнал, что мы ушли с маршрута.
«Михаил» обернулся. Мальчик шел сзади шагах в пяти в глубокой задумчивости и, кажется, даже не прислушивался к их разговору.
– Глеб! – окликнул его «Стрельцов». – Ты чего? Устал?
Мальчик поднял голову, и в глазах его бывший фантом-охотник прочел тоску и страх.
– Мы опоздали, дядя Миша, – прошептал он.
– То есть как это опоздали? – опешил «Михаил». – Почему?
– Зовущий долго ждал меня и не дождался. Теперь он очень злой и…
– Что «и»? – «Стрельцов» едва сдерживался, чтобы не схватить мальчика за грудки и не начать трясти.
– Всем будет плохо, – это Глеб произнес совсем уже тихо, а на глазах его выступили слезы. – Уже сейчас. Его злость идет. Идет сюда.
– В смысле «злость и…», – «Михаил» осекся, потому что в этот самый момент Степана накрыло. Он застонал, схватился за виски и едва не упал.
Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! Явно вот-вот шарахнет какая-то крутая опасность, но какая, откуда? Со стороны Зоны? И что делать, куда бежать? А еще какого черта он с осколком Источника в теле ничего не почувствовал, а Степан-пророк среагировал так поздно?
«Стрельцов» бросил взгляд на темнеющее на горизонте небо и вдруг, изменившись в лице, крикнул: «В укрытие, живо!», схватил все так же корчащегося от видения Степана за руку и поволок его к ближайшему дому.
– Глеб, не отставай! – бросил он, не оборачиваясь, и по шагам за спиной с облегчением понял, что на сей раз ребенок-индиго подчинился без разговоров.
Они едва успели заскочить в частично разрушенный и, похоже, не слабо так горевший дом, когда улицу и небо над ней захлестнул поток самых невообразимых и чудовищных тварей, существование которых даже в кошмаре привидеться не могло. Пожалуй, даже «Стрельцову», хотя тот, от кого он унаследовал память, и повидал в жизни всякое. И весь этот наземный и воздушный паноптикум ломился куда-то с дикой целеустремленностью, и тем, на кого он обрушится, можно сейчас только посочувствовать. Не приходилось сомневаться, кто это будет – солдаты и АПБР, охраняющие Периметр. А если их сомнут, то мирные жители окрестных городов и сел. «Его злость идет», – сказал мальчик. Устами младенца, как говорится. Вот такая она, злость, нет, бешеная ярость Источника-изолянта, похоже, сошедшего с ума в своем одиночестве.
– Наверное, так и выглядит ад, – тихо, одними губами произнес «Михаил», осторожно из-за полуразрушенной стенки глядя на творящееся за окнами безумие и молясь, чтобы ни один ручеек из этого жуткого потока случайно или намеренно не затек в их весьма ненадежное убежище.
М-да, полуразвалившийся и переживший пожар дом не сильно годился для укрытия, но когда там было выбирать? «Михаил» огляделся. Глеб сел на пол у стенки, подтянул колени к подбородку, закрыл лицо руками и что-то бормотал. О Боже, только еще не хватало, чтобы мальчишка от всего этого спятил! А это запросто, будь у тебя хоть какие способности, – тут и взрослый спятит как не фиг делать.
Степан тоже сидел на полу, его вроде уже отпустило, и он порывался что-то сказать.
– Тсс! – прошептал «Михаил», прижимая палец к губам. – Тихо, предсказатель, – все уже случилось. Поздно пить боржоми.
– Ты не розумиешь… – таким же шепотом начал было Гецко, но внимание «Стрельцова» уже переключилось на мальчика.
Тот вдруг начал раскачиваться, положив руки на затылок, и все громче и громче бормотать одно и то же, теперь уже явственно слышное:
– Нет-нет-нет! Не надо, не надо, не надо!!
«Стрельцов» метнулся к парнишке.
– Глеб, тише, они… – и осекся.
В следующее мгновение ему захотелось сначала протереть свои глаза, явно его обманывающие, а затем ущипнуть себя за руку, потому что ничем иным, кроме как сном, происходящее быть не могло: парнишка делался прозрачным, исчезал. У «Михаила» форменным образом отвисла челюсть. Ни фига себе затравочки: вот это маскировка восьмидесятого уровня!
