Господи, я хотел всего лишь чуть-чуть по-старомодному
разрушить семейный очаг… и поглядите, во что я вляпался!
Кендра и Рэнди вернулись к столику. Рэнди обругал еще двух
официантов, а потом сказал мне:
— Вся эта пластическая хирургия… не понимаю, почему ты
заодно не потребовал, чтобы тебя изменили в бабу. Ты же всегда слегка смахивал
на бабу. Я по-дружески, ты понимаешь.
— Рэнди, — сказала Эми.
— Папочка, — сказала Кендра.
Но для меня это был высочайший комплимент: Рэнди, идол
школы, опять взревновал ко мне.
Я не совсем понял, зачем Кендра вышла из-за столика, но она
тут же оказалась около меня и сказала:
— Почему бы нам не потанцевать?
— Но Роджер устал, дорогая, — сказала Эми.
Кендра улыбнулась.
— А по-моему, у него еще осталась чуточка энергии, правда,
мистер Дэй?
Танцуя в моих объятиях, соблазнительная, нежная, ласковая,
кроткая, хитрая Кендра сказала:
— Знаете, она постарается вас соблазнить.
— Кто?
— Эми. Моя мать.
— Возможно, вы не замечали, но она замужем.
— Как будто это что-то меняет.
— Мы старинные друзья, только и всего.
— Я читала некоторые ваши любовные письма.
— Господи, она их сохранила?
— Все до единого. От всех мальчиков, которые были в нее
влюблены. Они сложены на чердаке в картонках. Разложены по алфавиту. Едва она
почувствует, что стареет, как вытаскивает их и перечитывает. Когда я была
маленькой, она читала их мне вслух.
— Наверное, мои были очень непристойными.
— Очень милыми. Вот какими были ваши письма.
Наши взгляды встретились, как пишут в дамских романах. Но
встретились не только они. Каким-то образом тыльная сторона ее ладони
скользнула по моим брюкам в паху, и вздыбилась эрекция, которой позавидовал бы
самый похотливый пятнадцатилетний козлик. Затем ее рука вернулась на положенное
в танцах место.
— Вы действительно потрясающе красивы.
— Спасибо. Но вам доводилось видеть мою фотографию
"До"?
Она улыбнулась.
— Если вы думаете о школьном альбоме, то да. Но фото
"После" нравится мне гораздо больше.
— А вы искусны в дипломатии.
— Искусна я не только в ней, мистер Дэй.
— Почему бы не называть меня Роджером?
— Буду рада.
Мне хотелось провести остаток вечера в клубе особенно
весело, но ничего не вышло. К тому времени когда мы с Кендрой вернулись к
столику, Эми и Рэнди уже были сокрушительно пьяны, и у них заплетались языки. Я
извинился, что отойду на минутку, а когда возвращался, увидел, что Эми на
веранде разговаривает с субъектом, очень смахивающим на преуспевающего жиголо
типа сверхмужчины. Позднее я узнал, что его имя Вик. За столиком милый старина
Рэнди успел оскорбить еще нескольких официантов и пригрозил измордовать меня,
если я не перестану лапать его жену и дочь, но язык у него так заплетался, что
эффекта не получилось, особенно когда он начал расплескивать виски, и стопка
выскользнула из его пальцев, а осколки разлетелись по всему столу.
— Пожалуй, пора и домой, — сказала Кендра и приступила к
сложной процедуре упаковки своих родителей и погрузки их в новехонький
"мерседес", который, к счастью, вела она.
Перед тем как сесть за руль, Кендра сказала:
— Возможно, увидимся попозже.
И я остался гадать, что именно означало это
"попозже".
После душа, одной стопочки перед сном, значительной части
программы Дэвида Леттермена и медленного проваливания в сон я узнал, что
означало "попозже".
Предшествуемая резким стуком, в ветреную ночь, она оказалась
за дверью, облаченная в макинтош, которым, как я вскоре узнал, исчерпывалась
вся ее одежда.
Она ничего не сказала, а просто встала на цыпочки, сложив
дивные губы трубочкой в ожидании поцелуя. Я одолжил ее, обнял за плечи, увлек
внутрь, несколько смущаясь своей пижамы и халата.
До спальни мы не добрались. Она легонько толкнула меня в
огромное кожаное кресло перед угасающим камином и осторожно села мне на колени.
Вот тут-то я и обнаружил, что под макинтошем на ней нет ничего. Ее мудрые и
прелестные пальцы быстро привели меня в состояние готовности, и я оказался в
ней, но к экстазу в моем вздохе примешивался страх.
Наверное, будущие наркоманы ощущают то же самое, впервые
испробовав героина — наслаждение от его упоительного воздействия и в то же время
страх стать безвольным рабом чего-то, над чем они уже никогда не будут властны.
Я бесповоротно влюблялся в Кендру и понял это с той первой
секунды в кресле, когда почувствовал душистую легкость ее дыхания и ощутил
теплое шелковистое великолепие ее женственности. Когда мы в первый раз
оторвались друг от друга, я снова растопил камин, достал вино и сыр, и мы
лежали под ее макинтошем, глядя на языки пламени, пляшущие за стеклом.
— Господи, просто поверить не могу, — сказала она.
— Чему поверить?
— Тому, до чего мне с тобой хорошо. Правда.
Я долгое время молчал.
— Кендра…
— Я знаю, о чем ты хочешь спросить.
— О твоей матери.
— Вот именно.
— Если ты пришла ко мне только потому…
— …потому, что она переспала с Бобби Лейном?
— Да. Потому, что она переспала с Бобби Лейном.
— Хочешь, чтобы я ответила честно?
Собственно, я этого не хотел, но что я мог сказать?
"Нет, я хочу, чтобы ты ответила нечестно"?
— Да, конечно.
— Наверное, это послужило первым толчком. То есть чтобы
прийти сюда и переспать с тобой. — Она засмеялась. — Моя мамочка крепко за тебя
зацепилась. Я весь вечер следила за ее лицом. У-у-у! Как бы то ни было, я
подумала, что это хороший способ поквитаться с ней. Переспать с тобой, хочу я
сказать. Но еще до конца вечера… Господи, Роджер, это чистейшее безумие, но я
влюбилась в тебя до невероятия.
Мне хотелось сказать, что и я тоже. Но я не мог. Пусть
внешне я стал новым Роджером, но внутри был старой моделью во всех отношениях
стеснительным, нервничающим и изнывающим от ужаса, что мое сердце будет
растерзано.
