А потом, однажды Ленка подвыпила, а я как раз зашла к ней. Никогда не видела её такой несчастной. Она сказала, что он бросил её, ради какой-то другой шлюхи. Тогда она много материлась и рассказывала, а я слушала, потому что она рассказывала про него.
Но в какой-то момент она сказала:
- А ты знаешь, сколько людей он убил? А, не знаешь. Ты хоть знаешь, что это он Поточу убил и Лизка была с ним. Ты хоть знаешь?
Она говорила просто так спьяну, но я слушала уже по-другому.
Для меня тогда открылось слово - месть.
Странный коктейль из любви, ненависти и желания отомстить. Тогда я жила у опекунов. Они хорошие люди. Но тогда же я решила, что теперь буду жить лишь для того, чтобы отмстить. Желание это острым ножом разрезало мою любовь к Барону. Она не закончилась, наверное, а спряталась куда-то вглубь сердца и только изредка, во снах напоминала о себе.
***
Раздавленная и униженная я лежу на кровати и чувствую как перекрыло горло от того что рвётся наружу. Но я не стану рыдать не стану биться и падать. Слёзы это - пыль. Ничего не значат. Стёр и забыл. Гораздо важнее другое, то что моя затаившаяся ненависть, которую я держала в себе столько времени, была неясной и иллюзорной, а теперь приобрела четкие очертания.
Теперь я точно знаю, кого ненавижу и почему. И даже не смотря на то, что в эти минуты примешивалось к моим чувствам что-то ещё, неподвластное уму, а понятное только телу это, не важно.
Важно другое, цель моя не достигнута, а значит она остаётся.
Имя ей - Давид Ольшанский.
Главарь этой стайки шакалов.
Пришла его убить, но не смогла. Потом он ввёл меня в сомнения. А теперь я точно знаю мне всё равно, убивал он родителей или не убивал, он – зло, которое нужно искоренить из этого мира. Без него мир станет лучше.
Лежу сжав кулаки, концентрируя в себе эту тяжелую, давящую энергию ненависти.
Слышу голоса смех и хочу уничтожить их всех, одного за другим. Тихо, незаметно. Чтобы они удивлённо смотрели мне в глаза, когда каждый из них будет умирать от ножа вставленного мной в их черные сердца.
А Барон должен понять, нельзя унижать людей. Всё возвращается.
До слуха донесся гул отодвигаемых стульев. В один момент что-то зашумело. Потом я услышала, за окном зарычали моторы сразу нескольких машин.
Уезжают. Что это значит?
Если сейчас все уйдут, нужно попытаться отсюда сбежать.
Я быстро села на кровати, прислушалась. Отерла ладонью всё ещё капающие слёзы. Только хотела встать и подойти к окну, как стук в дверь остановил моё движение.
Дверь открылась, на пороге девушка с подносом. Запах еды ворвался в комнату и заставил отказаться от всего, что я только что надумала. Хочу, есть страшно хочу.
- Привет, я - Соня, - сказала девушка, подошла к кровати и поставила передо мной поднос.
Она села напротив и я смогла её рассмотреть. На вид лет двадцать семь. До тридцати. Лицо доброе симпатичное, но слегка помятое, как будто усталое. Светлые волосы тонкие прямые, связаны в пучок. На лице почти нет макияжа, только ресницы подкрашены и немного выделяются. Одежда - футболка и джинсы, ещё небольшой, белый фартук на талии.
- Ты совсем молоденькая. Сколько тебе лет? - посмотрела она на меня добрым взглядом.
- Девятнадцать.
- О боже, - взгляд её бегал по моему лицу.
Она протянула руку и поправила мои волосы.
- Они что уехали? - спросила я, взяла вилку и наколола кусок курицы в каком-то соусе.
- Да, что-то случилось. Такое часто бывает, они сидят, пьют, едят, потом вскакивают и уезжают.
- Ты поможешь мне выбраться отсюда?
- Нет и не проси, я не хочу, чтобы меня потом закопали.
С пищей пришла и надежда на спасение. Сейчас мои мысли начали крутиться вокруг желания сбежать. Не думаю, что это будет очень трудно.
- Ну хорошо, скажи хотя бы как отсюда выбраться? – не унимаюсь я.
- Я не могу, не проси.
Ладно, не хочет помогать не надо. Сама справлюсь и не буду никого посвящать в свои планы.
Наколола салат, взяла кусок ветчины, потянулась за картошкой.
- Не торопись, успеешь, я же не забираю.
- Ты кто тут - служанка? – спросила я.
- Вроде того, горничная. Мой муж тут работает.
- Он тоже из этих? – я показала головой в сторону двери.
- Нет, он работник по дому, по двору. А садовник - мой отец.
- Надо же, прямо вся семья тут. А тебе не страшно работать на Барона? Когда-нибудь его придут убивать.
- Он хорошо платит и надеюсь, пронесёт. Барон помог моему отцу не попасть в тюрьму, поэтому мы верны ему. Я держусь за эту работу, такие деньги не везде можно заработать. Поэтому я не стану тебе помогать. В доме по хозяйству проси, что хочешь, ты же его жена, а сбежать не проси.
Я молча жую и понимаю хоть она и отказалась, но всё равно в ней я почувствовала что-то такое, отчего стало немного теплее на душе. Она мне сопереживает и это уже хорошо. Хоть один человек во всём этом мире сопереживает мне.
О планах побега лучше никому не рассказывать. Действительно из-за меня могут пострадать невинные люди. Сама разберусь. Нужно только подождать удобного момента.
- Можно у тебя попросить какую-нибудь одежду? А то я не могу быть в этом платье, оно меня раздражает.
Я дернула юбку и мы обе уставились на кровавое пятно на белой ткани.
- Конечно, сейчас принесу, - Соня встала, повернулась, хотела идти, потом остановилась, - Ты не думай, Барон не плохой человек, он просто несчастный.
- Он – убийца, - проговорила я, пережевывая хлеб.
- Никто не знает, почему он стал таким, но он не конченый. Поверь мне.
Она вышла, а я сижу и торопливо ем, словно боясь, что всё это у меня заберут.
Через несколько минут Соня вернулась.
- Вот пижама и халат. Остальное завтра парни привезут.
- Они что пойдут покупать мне одежду?
- Скорее всего.
- Слушай, а если я раздобуду денег, ты поможешь мне отсюда уйти? – снова не удержалась я.
- Нет, - покачала головой Соня, повернулась и пошла к двери, - спокойной ночи, - сказала и осторожно прикрыла дверь.
16
Звонок закончил пьяные разговоры и глотание виски.
- Люди Сявы попытались убрать наших дилеров, - четко проговорил Крест и все сразу встали из-за стола.
- Опа, я ещё не умер, а они уже пасть разинули, - ухмыльнулся Давид.
Натянул пиджак, снятый после возвращения из спальни. Оправил ремень кобуры, пощупал рукоятку ствола и быстро застегнул пуговицы пиджака.
