Другой пример связан с мутацией в гене рецептора лептина. Она ассоциирована с увеличенной массой тела (высоким индексом массы тела) и тенденцией к запасанию жира. Частота этой мутации заметно повышена у восточноазиатов. В холодном климате такое свойство служило бы хорошей адаптацией, но теперь оно является причиной повышенного давления и ожирения. Некоторые исследователи считают, что отбор усиленно влиял на тех, кто волей или неволей участвовал в долгих морских путешествиях. Чтобы пережить жестокие лишения, у них должно было быть особое телосложение и физиология. Потомки рабов, вывезенных работорговцами, и моряков, ходивших покорять Полинезию, основали популяции в Америке и Океании, но теперь они живут совсем в иных условиях, и этим, наверное, можно объяснить распространение гипертензии с высокой солевой чувствительностью у афроамериканцев, а также диабета и ожирения у населения Океании. Рассуждая в подобном ключе, антрополог Питер Эллисон отмечает, что современный рост многих других недугов – аутизма, шизофрении, аллергии, астмы, аутоиммунных заболеваний, рака репродуктивных органов – может быть генетически обусловлен адаптациями, которые при прежнем жизненном укладе были полезны, а теперь в изменившихся условиях становятся лишними. Сравнение прошлого и будущего в этом контексте – предмет целой новой области науки, эволюционной медицины.
Не всегда можно с определенностью указать, какой именно признак в прошлые эпохи обеспечил выигрыш в репродуктивном соревновании. Когда речь идет о болезни, то все более или менее ясно, здесь отбор просто понижал репродуктивный успех болезненных особей или они вообще умирали, не дойдя до этой стадии, – сказывался недостаток естественной (наследуемой) защиты от болезни. Однако можно ведь за счет того или иного поведения уменьшить или увеличить контакт с патогенами (вспомним, например, об использовании презервативов, это ведь не только контрацептивное средство, но и барьер для распространения ВИЧ и других болезней). Потому можно говорить о сложном взаимодействии условий естественной среды и той, которую мы сами создаем вокруг себя во всем разнообразии культурных особенностей.
Отсюда прямой путь ведет к тому эволюционному механизму, который так нравился Дарвину, что он его даже вынес в заголовок своей книги “Происхождение человека и половой отбор”. Нет сомнений в верности дарвиновского предположения, что многие изменения в человеке следует приписать действию полового/культурного отбора, при котором выбор брачного партнера, продиктованный традицией, может как следует подстегнуть эволюцию в определенном направлении. Тут нужно согласиться с Дарвином, что именно таким образом могли формироваться как региональные (“расовые”) отличия во внешности, так и некоторые особенности поведения и когнитивной деятельности. Например, рост – это комплексный признак, в развитых странах рост человека определяют и наследственность, и благосостояние. Но, помимо того, статистика по выбору доноров спермы показывает, что женщины предпочитают более высоких доноров, значит, и дети будут более высокими.
Дарвин бы очень порадовался всем этим достижениям. В свое время, когда он садился за книгу об эволюции человека, у него в распоряжении было сведений всего ничего – все они могли уместиться в небольшой портфель. И его книга представляется теперь чем-то вроде чернового плана с подзаголовками разделов, в котором кое-где вставлены слова и отдельные предложения. С тех пор мы узнали колоссально много о нашей ранней истории, вставив в этот план целые абзацы, исписав страницы словами и предложениями. Некоторые главы в целом закончены, например касающиеся геномов человека и шимпанзе, некоторые приближаются к завершению – это о неандертальцах и денисовцах. Над другими главами работа только начинается: возьмем, к примеру, функционирование нашего мозга, или кем были люди, первыми заселившие полуостров Индостан, или раннюю историю “хоббитов” острова Флорес, или кто населял Западную Африку большую часть доисторического времени.
Понятно, насколько важно иметь точные датировки ископаемых, археологических артефактов и летописи окружающих обстановок – все они должны по точности соответствовать западноевропейским датировкам. Сейчас добавляется растущий блок информации по Восточной и Западной Африке, и без надежных оценок возраста мы не можем даже представить, как в итоге будет собрана наша книга по эволюции человека. Сегодня палеоантропология развивается так мощно, так динамично, что некоторые уже написанные куски пора исправлять, а некоторые и вовсе вычеркивать, в их числе наверняка и мои собственные параграфы. В процессе работы над книгой я все глубже понимал значение демографических сил, роль культурного отбора и случайных факторов в недавней эволюции человека – прежде я упускал их из виду. Кроме того, пока я писал эту книгу, все время шел поток новых результатов по генетике, показывающих, что происхождение Homo sapiens нельзя связывать только с выходом из Африки. Именно такое быстрое развитие науки превращает ее в захватывающее приключение. Наука вовсе не в том, чтобы доказать свою правоту или, наоборот, ошибку, а в том, чтобы шаг за шагом приближаться к пониманию реального мира. Когда Дарвин умер, его похоронили в Вестминстерском аббатстве. Это само по себе огромная честь, но из некрологов особенно ясно видно, насколько высоко люди ценили Дарвина и его работу. Вот, например, такая выдержка:
Мистер Дарвин оставил глубокий след в психологии, но столь же обширно и глубоко его влияние на геологию, ботанику, зоологию. И если раньше многие группы фактов виделись разрозненными, то теперь оказалось, что они увязываются вместе теснейшим образом; то, что просто не замечалось, теперь явлено на свет и, мы должны это признать, заняло место главных научных законов. Если предметом учения о человеке является сам человек, то мистер Дарвин сделал в этой области больше, чем любой другой из людей, потому что именно трудами Дарвина сегодняшнее человечество впервые подступило к самой желанной цели, провозглашенной еще в античности: познай самого себя.
Последняя фраза отсылает нас к древнегреческим философам, но она также была и линнеевским императивом, когда он описывал вид под названием Homo sapiens. “Познать самого себя” – для меня этот путь начался сорок лет назад с измерения окаменелых черепов в европейских музеях, и теперь он привел меня к самому разностороннему изучению происхождения человека. “Познать самих себя” означает бросить взгляд назад, на свою эволюционную историю, которая привела нас к “современности”. Естественно, эта история кажется нам особенной, потому что именно она сделала возможным самое наше существование. Всем известна популярная картинка нашей эволюции, на которой показано, как древние виды людей (мужчины, как правило) шагают друг за дружкой по странице, но эта картинка пропагандирует совершенно неверное представление, будто эволюция направлялась именно к нам – вот ее начало, и вот в финале современный человек. Как же это далеко от истины! Было множество других дорожек, по которым можно было пройти. Некоторые из них так и не привели бы к появлению людей, на других люди бы вымерли, а третьи дали бы совсем другую версию “современности”. У нас имеется лишь один “опытный образец”, демонстрирующий человеческую сущность, – тот, что дожил до сегодняшних дней. Но как здорово, что палеоантропология рисует нам и другие “образцы” людей, со всеми их взлетами и падениями, и вымираниями в конечном итоге, иногда из-за неустроенности и недостатков строения, а иногда просто по воле случайности. Расстояние между взлетом и падением в эволюции может быть совсем невелико, и сейчас мы идем по лезвию: с одной стороны, ужасное перенаселение нашей планеты, с другой – надвигающееся глобальное потепление, с которым человечество еще никогда не встречалось. Остается надеяться, что мы справимся достойно.
