Темой выступлений и последующих обсуждений на конференции в Ванзее, как впоследствии признавался Эйхман, было истребление, причем нередко участники выражались без обиняков и даже переходили на ненормативную лексику
[521]. Основной мыслью было — все евреи Европы так или иначе должны быть уничтожены. Почти всем сидевшим за этим столом приходилось в свое время отдавать распоряжения о проведениии массовых убийств эйнзатцгруппам службы безопасности СС. Эйхман и Мартин Лютер из министерства иностранных дел недвусмысленно заявили, чтобы все евреи Сербии были расстреляны; многие участники, включая представителей Имперской канцелярии и Министерства иностранных дел, с большой долей вероятности были знакомы со статистикой убийств, регулярно отсылаемой в Берлин эйнзатцгруппами, а чиновники, направленные в Ванзее из генерал-губернаторства и министерства по делам восточных территорий уже не раз санкционировали убийство евреев, считавшихся непригодными к работе, или же создали в гетто условия, заведомо обрекавшие многих их обитателей на скорую гибель. То есть никаких сложностей или разнобоя мнений в планировании геноцида не было.
В конце встречи участники, поднявшись из-за стола, потягивая коньяк, поздравляли друг друга с успешным завершением работы. Гейдрих присел у камина в обществе Эйхмана и Генриха Мюллера, шефа гестапо, — вся троица представляла здесь РСХА. Гейдрих, закурив, попивал коньяк — случай чуть ли не беспрецедентный, по мнению Эйхмана. Министерство внутренних дел и генерал-губернаторство также последовали общему правилу, и неограниченные полномочия Гейдриха в «окончательном решении» ни у кого уже не вызывали сомнений. Разослав 30 экземпляров протокола чиновникам, Гейдрих отметил, что «к счастью, была выработана основная линия во всем, что касается практического выполнения окончательного решения еврейского вопроса». Прочитав свой экземпляр, Йозеф Геббельс отметил: «Еврейский вопрос должен теперь быть решен в пан-европейском масштабе». 31 января 1942 г. Эйхман издал новые приказы о депортации. Из-за возникших проблем с транспортировкой выполнение акций отодвинулось на несколько недель, и первые депортации немецких евреев начались только в марте. Их вывезли не в лагеря смерти, а в гетто на востоке. Там их намечалось держать какое-то время, возможно, до конца войны, а потом уж и расстрелять. А тем, кто еще годился для принудительных работ, вмиг нашли занятие. Но их было необходимо где-то разместить. Посему польские и восточноевропейские евреи из гетто срочно перебрасывались в лагеря смерти, уже подготавливаемые для выполнения чудовищной цели.
III
Конференция в Ванзее проходила в атмосфере усиливавшейся антисемитской пропаганды, возглавляемой непосредственно Гитлером. 30 января 1942 г. в своей традиционной речи, посвященной годовщине его назначения рейхсканцлером в 1933 г., Гитлер напомнил своей аудитории в берлинском «Шпортпалас-те», что он пророчил в 1939 г. — мол, если евреи развяжут мировую войну, они будут в ней уничтожены: «Мы ясно осознаем, что война может закончиться либо истреблением арийских народов, либо исчезновением из Европы евреев... На сей раз древний иудейский закон «Око за око, зуб за зуб» применяется впервые!» В узком кругу Гитлер заверил Гиммлера и Ламмерса, что евреям все равно придется убраться из Европы. Вот слова, сказанные им 25 января 1942 г.:
Я еще невероятно гуманно отношусь к ним. В дни папского правления в Риме отношение к евреям было действительно ужасным. Каждый год до 1830-го восьмерых евреев проводили по городу на ослах. Я просто говорю — они должны уйти. Если они при этом погибнут, я ничего не могу поделать с этим. Я только вижу один выход — полное истребление, если они не уедут добровольно. Почему я должен относиться к еврею лучше, чем к русскому пленному? Многие из них умирают в лагерях для военнопленных, потому что нас втянули в эту ситуацию евреи. Но что я могу поделать с этим? Почему, в таком случае, евреи развязали войну?
[522]
Именно здесь в этом монологе Гитлер признал факт массового убийства советских военнопленных, объявив, что та же участь постигнет и евреев Европы, и, в то же самое время, он снимает с себя ответственность за оба акта геноцида: в его воображении именно на евреях и лежит вся ответственность.
Оправдание Гитлером геноцида продолжалось в течение всех первых месяцев 1942 г., причем в крайне расплывчатой терминологии. Его постоянное упоминание о необходимости уничтожить, изгнать, устранить евреев Европы давало повод его подручным во главе с Гиммлером начать истребление евреев даже до окончания войны. 14 февраля 1942 г. Гитлер сказал Геббельсу, и тот не замедлил отобразить слова фюрера в своем дневнике:
Фюрер еще раз выразил свою готовность безжалостно очистить Европу от евреев. Здесь не должно быть никакого щепетильного сентиментализма. Евреи заслужили катастрофу, которая теперь с ними происходит. Их уничтожение будет идти вместе с уничтожением наших врагов. Мы должны ускорить этот процесс с холодной безжалостностью.
Сам Геббельс прекрасно понимал суть процесса осуществления программы уничтожения. 27 марта 1942 г. он доверил страницам дневника детали, которые узнал — или, по крайней мере, часть из них; даже Геббельс был слишком осторожен, чтобы откровенничать на бумаге:
Сейчас из генерал-губернаторства, начиная с Люблина, выселяют евреев на Восток. При этом применяется довольно варварский и слабо поддающийся описанию метод, и от самих евреев мало что остается. В общем, можно установить, что 60% из них должны быть ликвидированы, в то время как только 40% могут быть использованы для работы. Бывший гаулейтер Вены (Глобочник), проводящий эту акцию, делает это довольно осмотрительно и методами, которые не слишком бросаются в глаза. Пророчество фюрера, которым он предостерег их от развязывания мировой войны, начинает сбываться в самом устрашающем виде. Нельзя позволять сентиментальности одержать верх. Если бы мы не защищались от них, то евреи уничтожили бы нас. Это — борьба за выживание между арийской расой и еврейской бациллой. Никакое другое правительство и никакой другой режим не сумели бы так решить этот вопрос. И в этом фюрер — пионер и сторонник радикального решения, продиктованного неизбежностью
[523].
Гетто в генерал-губернаторстве, продолжал он, заполнят евреи из рейха, как только они освободятся (иными словами, когда их обитатели будут уничтожены), а затем процесс повторится. Настойчивость, с которой Геббельс повторяет многократно выдвигаемый тезис об одержимости евреев истребить немецкую расу, свидетельствует о его стремлении косвенно оправдать их геноцид. Этот ряд антисемитских тирад достиг кульминации в речи Гитлера на последнем заседании Рейхстага 26 апреля 1942 г. Евреи, сказал он, разрушили культурные традиции человеческого общества. «А оставшееся — животное начало человека и еврейская страта, которые, одержав верх, паразитически разрушают его собственный источник, из которого он черпает энергию». И только теперь новая Европа объявила войну этому процессу разложения народов евреями
[524]. Буквально в тот же день Геббельс отмечает в своем дневнике: «Мы вновь подробно обсудили с фюрером еврейский вопрос. Его позиция по этой проблеме непоколебима. Он желает выслать всех до единого евреев из Европы»
[525]. Речи Гитлера того периода сопровождались хором антисемитских призывов других нацистских лидеров и антисемитскими воплями в прессе. В своей речи, произнесенной в берлинском «Шпортпала-сте» 2 февраля 1942 г., немецкий вождь Германского трудового фронта Роберт Лей заявил, что «евреи будут и должны быть истреблены. Это — наша святая миссия. Именно ради этого идет война». Крайне важно усмотреть здесь наличие идеологически обусловленного страха нацистских лидеров перед той угрозой, которую, по их мнению, представляли евреи. Лучшим примером тому послужил взрыв бомбы, подложенной группой коммунистического сопротивления нацистскому режиму под руководством Герберта Баума, на антисоветской выставке в Берлине 18 мая 1942 г. Результатом взрыва был незначительный материальный ущерб, а люди вообще не пострадали. Но эта акция произвела впечатление на нацистское руководство. Гестапо сумело напасть на след заговорщиков и арестовать их, среди них, как писал Геббельс 24 мая 1942 г., было пятеро евреев и три полуеврея и еще четверо неевреев. «Из этого состава очевидна правильность принимаемых нами мер», — уточнял он. Геббельс считал этот инцидент на выставке неоспоримым доказательством оправданности изгнания остававшихся в Берлине евреев в качестве превентивной меры. «Конечно, куда лучше было бы просто ликвидировать их». Баум, не выдержав пыток, покончил жизнь самоубийством, другие члены группы были казнены, а 250 евреев-мужчин, заключенных в тюрьмы в Заксенхаузене, расстреляны в качестве «меры устрашения». Вместо них в Заксенхаузен пригнали новых 250 евреев, поместив их здесь в качестве заложников на случай повторения терактов. 23 мая 1942 г. Гитлер на совещании нацистских фюреров в имперской канцелярии заявил, что теракт с применением взрывных устройств продемонстрировал, «что евреи настроены довести эту войну до победного конца, невзирая ни на что, поскольку сознают, что поражение равносильно гибели их всех». В беседе с министром пропаганды 29 мая 1942 г. Гитлер согласился отвергнуть все возражения, могущие возникнуть в связи с высылкой всех находившихся в столице рейха на принудительных работах евреев. Их вполне можно заменить иностранными рабочими. «Я усматриваю немалую опасность, — заявил Геббельс, — в том, что 40 000 евреев, которым уже нечего терять, все еще пребывают в столице рейха». Опыт Первой мировой войны, добавил Гитлер, показал, что немцы склонны принимать участие в подрывных действиях лишь при подстрекательстве евреев. «В любом случае, — писал Геббельс, — цель фюрера — освободить всю Западную Европу от евреев».
