Отныне любая попытка не выполнить приказ верховного главнокомандующего была чревата весьма серьезными последствиями. Генерал Гейнц Гудериан на встрече с Гитлером 20 декабря 1941 г. рискнул просить разрешения на отвод войск. Гитлер приказал ему заставить войска окопаться и сражаться до конца. Но, возразил Гудериан, грунт промерз на целых полтора метра. Значит, войскам придется принести себя в жертву, заявил Гитлер. И в этом его поддержали и Клюге, и Гальдер, которые терпеть не могли заносчивого генерала-танкиста, как недолюбливал его и фон Бок, и всегда искали случая отделаться от Гудериана. Не выполнив настоятельный приказ Клюге, Гудериан все же отвел войска, заявив своему непосредственному начальнику: «Я буду командовать подчиненными мне войсками так, как велит мне моя совесть». Клюге, недолго думая, заявил Гитлеру — или я, или Гудериан. 26 декабря 1941 г. Гудериан был смешен с должности. Отсутствие солидарности в генеральских рядах, более того, вражда между собой изначально обрекали на провал любую возможность противостоять самодурству Гитлера и его пресловутому приказу «стоять до конца». Командующий танковым соединением генерал Эрих Гёпнер проницательно отметил: «На одном только «фанатичном стремлении» далеко не уедешь. Стремление есть. Вот только сил маловато»
[385]. Когда XX армейский корпус оказался в окружении, Гёпнер попросил разрешения отвести войска на более удобные с точки зрения обороны позиции. Вновь назначенный командующий группой армий «Центр» фельдмаршал предупредил его, что передаст его просьбу Гитлеру, и приказал готовиться к немедленному отводу сил. Будучи уверенным, что Гитлер даст добро, и не желая затягивать ожидание неизбежной катастрофы, Гёпнер стал отводить войска уже днем 8 января 1942 г. Но Клюге вдруг сдрейфил и тут же сообщил обо всем фюреру. Тот без промедления снял Гёпнера с должности, уволив из армии без пенсии.
Такая линия поведения обеспечила Гитлеру беспрекословное подчинение генералитета. С этого времени и до конца войны они продолжали плясать под его дудку. Их некогда превозносимый до небес профессионализм рухнул после поражения под Москвой. Теперь всеми военными операциями руководил и направлял лично Гитлер. Упомянутая победа над генералитетом позволила ему даже чуть ослабить удавку приказа удерживать оборону. К середине января 1942 г. фельдмаршалу Клюге Гитлер милостиво позволил провести ряд локальных отступлений на «зимние позиции». Борьба продолжалась, поскольку Красная Армия непрерывно атаковала суженные линии коммуникаций немцев с их тылом. Генерал Хейнрици завоевал репутацию специалиста по оборонительной тактике, поскольку умудрялся удерживать линию обороны до тех пор, пока атаки Советов окончательно не выдыхались; именно эта репутация и определила решение Гитлера назначить Хейнрици ответственным за оборону Берлина в 1945 г. Но как бы ни пытались немцы сделать хорошую мину при плохой игре, масштабы поражения под Москвой были ясны всем. Жуков отбросил их туда, откуда они за два месяца до этого начинали операцию «Тайфун». Для немецкой армии это стало, по выражению генерала Франца Гальдера, «величайшим из кризисов двух мировых войн». Нанесенный немецким вооруженным силам урон был огромен. Если в 1939 г. армия потеряла 19 000 убитыми, а в ходе всех кампаний 1940 г. немецкие потери составили не более 83 000 — вполне ощутимые, но вполне восполнимые потери. Что же касалось 1941 г., потери немецких войск увеличились до 357 000 человек убитыми или пропавшими без вести, из них свыше 300 000 на Восточном фронте. Это были огромные и невосполнимые потери. Лишь решение Сталина атаковать по всему фронту, а не сосредоточить силы на одном, более узком участке для нанесения мощного удара по отступавшим частям группы армий «Центр» несколько приуменьшило масштабы катастрофы
[386].
Ни одна из наступательных операций немцев начиная с 22 июня 1941 г. так и не достигла цели. Эйфорический оптимизм первых недель операции «Барбаросса» сменился нараставшим предощущением кризиса, нашедшего отражение в цепочке отставок и снятий с должностей ведущих генералов. Впервые немецкие войска продемонстрировали свою уязвимость. Даже после поражения под Москвой Гитлер все еще верил в окончательную победу. Но теперь он понимал, что захват и разгром России займет куда больше времени, чем он первоначально рассчитывал накануне и в первые дни вторжения в Советский Союз, коренным образом и необратимо изменившее облик войны. За чередой легких побед на западе последовала ожесточенная борьба на востоке. То, что произошло на советском фронте, затмевало все успехи, достигнутые во Франции, Дании, Норвегии и Нидерландах. С 22 июня 1941 г. по крайней мере две трети немецких вооруженных сил были постоянно заняты на Восточном фронте. Именно на Восточном фронте немцы столкнулись с самыми крупными потерями за всю войну. Истинные масштабы этой битвы трудно себе вообразить, как и идеологический фанатизм ее участников. Именно на Восточном фронте и решился исход войны.
Глава 3
«Окончательное решение»
«Ни жалости, ни сострадания!»
I
На въезде в Ковно (Каунас, Литва) 27 июня 1941 г. кадровый офицер подполковник Лотар фон Бишофсхаузен заметил гогочущую толпу — мужчин, женщин и детей, собравшихся у бензозаправочной станции около дороги. Желая узнать, что произошло, он остановился. Бишофсхаузен, чья грудь была увешана медалями и чья жизнь прошла в армии, явно не принадлежал к числу либералов, одержимых гуманистическими идеями. Тем не менее он был потрясен увиденным:
«На бетонной площадке бензозаправочной станции стоял, опершись на деревянную дубину толщиной с руку, белобрысый молодой человек среднего роста лет 25. У его ног лежало десятка полтора-два мертвых или умиравших людей. Тут же валялся резиновый шланг для смывания крови в кювет. Всего в нескольких шагах позади этого человека в окружении вооруженных гражданских лиц замерли в молчаливой покорности еще человек двадцать мужчин, ожидая своей участи. По знаку белобрысого от группы отделился очередной приговоренный, подошел к своему палачу, и тот принялся жестоко избивать его, пока несчастный не упал замертво. Экзекуция сопровождалась подбадривающими выкриками, взрывами смеха»
[387].
Ко-кто из женщин, как отметил Лотар фон Бишофсхаузен, поднимали своих детей повыше, чтобы те могли видеть происходящее. Позже, Бишофсхаузену сообщил один офицер-штабист, что подобные акты самоуправства вплоть до убийств являли собой пример стихийных расправ «с предателями и пособниками только что рухнувшего советского оккупационного режима». В действительности же, по свидетельствам многочисленных очевидцев, все до одной жертвы были евреями. Одному немецкому фотографу удалось запечатлеть акт такой расправы на пленку. Какой-то эсэсовец попытался засветить пленку, но фотограф помахал у него перед носом удостоверением офицера, и тот отстал.
