Время от времени они — единственный вид транспорта для нас. Благодаря им мы пережили эту зиму, хотя тысячи их пали от истощения, нехватки фуража и огромной нагрузки. Лошади особенно оказались кстати сырым нынешним летом на этих раскисших, превратившихся в трясину здешних дорогах. Численность моторизованной техники катастрофически упала за зиму и весну
[360].
Но лошади заметно отставали в скорости от автотранспортных средств и тягачей, а громадной массе пехоты приходилось тащиться на своих двоих.
По мере продвижения наступления колоссальное количество боевых вылетов и их продолжительность начинали сказываться и на люфтваффе. К концу июля 1941 г. немцы располагали всего лишь 1000 с небольшим боеготовых машин. Господство в воздухе легко было обеспечивать вначале, когда относительно небольшое число бомбардировщиков осуществляли удары с воздуха по советским промышленным объектам. Но обеспечить превосходство в воздухе над постоянно увеличивавшимся оперативным простором становилось все труднее, хотя эффективность его при выполнении тактических задач переоценить было трудно. Пикирующие бомбардировщики «Штуки» приводили в шок пехотинцев противника душераздирающим воем двигателей. Но эти самолеты были чрезвычайно уязвимы в случае атак истребителей. Что же касалось бомбардировщиков, парк которых состоял в основном из Do. 17 и Ju.88, этим машинам явно не хватало дальности для проведения эффективных операций в глубоком тылу русских. Потери живой силы к этому времени, включая без вести пропавших, раненых и убитых, составили свыше 213 000 человек. Оставшиеся в живых, по мнению фон Бока, устали вследствие почти двухмесячного непрерывного наступления. Запчасти для танков и другой бронетехники были в дефиците. 30 июля 1941 г. ОКХ отдало приказ о приостановлении наступления, необходимого для перегруппировки сил. Спустя чуть более месяца после начала наступательный порыв грозил иссякнуть
[361].
Деление армии вторжения на три армейские группы «Север», «Центр» и «Юг» было продиктовано отчасти наличием на участке вторжения обширного и труднопреодолимого естественного препятствия — Припятских болот. Непроходимый район и обусловил невозможность собрать силы немцев в единый мощный кулак наступления. К августу 1941 г. было уже ясно, что наступление не могло возобновиться на участках всех трех армейских групп одновременно. Немцы оказались перед выбором — куда должен быть направлен следующий главный удар: на севере на Ленинград, в центре на Москву или на юге на Киев. Германское командование, следуя классической прусской военной доктрине, склонялись к нанесению удара на участке группы армий «Центр», т.е. на московском направлении. Но Гитлер, не скрывавший презрения к советским войскам, такой необходимости не видел; первоочередной задачей для него стал захват ресурсов юго-запада России; что же касалось Советского государства, оно и так рухнет, полагал Гитлер. После всех побед во Франции и Европе ни Гальдеру, ни другим генералам, придерживающимся его точки зрения, так и не удалось убедить Гитлера изменить мнение. 21 августа 1941 г., после продолжительных и бурных дебатов, Гитлер отверг предлагаемый генералитетом вариант — бросить все силы на Москву, распорядившись изъять часть сил группы армий «Центр» для усиления южной группировки немецких войск, наносившей удар на Киев с тем, чтобы, овладев столицей Украины, обеспечить доступ к сельскохозяйственным ресурсам этой богатейшей советской республики, а потом захватить Крым и тем самым лишить русских возможности нанесения ударов с воздуха по румынским нефтеносным районам Плоешти. Остальные войска и ресурсы были переброшены на север для поддержки наступления на Ленинград. Однако у финских союзников Германии не было достаточно ресурсов, в т.ч. и людских, и, кроме того, у них отсутствовала политическая воля для того, чтобы отбросить силы Советов достаточно далеко от прежней советско-финской границы. Кроме того, растущее сопротивление русских сказалось и на характере немецкого наступления. 22 сентября 1941 г. Гитлер в бешенстве заявил, что «намерен стереть Санкт-Петербург с лица земли. Я не вижу смысла в дальнейшем существовании этого города после поражения советской России»
[362]. Но все эти угрозы, как показало будущее, оказались пустыми.
Вот что пишет в своем военном дневнике 22 августа генерал-фельдмаршал Фёдор фон Бок:
Звоню Гальдеру, проясняю с ним возникшее недоразумение и разъясняю ему, отчего считаю эту операцию неудачной: во-первых, потому, что она ставит под вопрос наступление на восточном направлении. В директивах постоянно утверждается, что, мол, овладение Москвой — не самое главное! Я не стремлюсь взять Москву! Я стремлюсь разгромить главные силы врага, а они стоят у фронта моей группы армий! Поворот на юг — это, хоть и крупная, но все же вспомогательная операция, вследствие которой оказывается под вопросом выполнение главной операции, а именно — разгрома вооруженных сил русских до наступления зимы.
Все без толку!
[363]
Фон Бок излил охватившее его разочарование на страницы дневника:
Поступает директива главного командования сухопутных войск, обещанная еще вчера. Судя по предварительной ориентировке — ничего нового. Во мне теплится крохотная надежда на то, что все-таки удастся нанести решительный удар русским на моем северном крыле и тем самым все же хоть как-то разгрузить свой фронт. При сложившейся обстановке он долго не продержится. Я вынужден собранные с таким трудом резервы для наступления, на которое я так рассчитывал, держать в бездействии в тылу, чтобы иметь хоть что-то на случай его прорыва.
И если моя группа армий после всех одержанных ею побед перейдет на восточном направлении к заурядной обороне, то это будет не по моей вине
[364].
Гальдер тоже был разражен, о чем не замедлил отметить в своем дневнике: «Я считаю, что положение ОКХ стало нетерпимым из-за нападок и вмешательства фюрера. Никто другой не может нести ответственность за противоречивые приказы фюрера, кроме него самого. Да и ОКХ, которое теперь руководит победоносными действиями войск уже в четвертой военной кампании, не может допустить, чтобы его доброе имя втаптывали в грязь. К этому добавляется неслыханное до сих пор личное обращение с главкомом. Поэтому я предложил главкому просить о его и одновременно о моей отставке. Он отклонил это мое предложение, так как практически дело до этого еще не дошло и такое решение ничего не изменит»
[365].
