Просьба разослать только командующим армиями и воздушными флотами, остальных командующих соединениями и командиров частей ознакомить устно.
За начальника штаба Верховного командования Вермахта
Варлимонт /подпись/
Спустя два дня Главнокомандующий Сухопутными Силами Вермахта (ОКХ) генерал-фельдмаршал В. фон Браухич рассылает в группы армий уточнение. Вот оно:
«8 июня 1941 г.
Содержание: Обращение с политическими комиссарами.
Дополнения:
К разделу /, пункт 1: Предпосылкой к принятию мер в отношении каждого политического комиссара являются открыто проявляемые или замышляемые действия или отношение со стороны подвергаемого этим мерам, направленные против немецких вооруженных сил.
К разделу I, пункт 2: Казнь политических комиссаров после их отбора из общей массы военнопленных в войсках вне зоны боевых действий, незаметно, по приказу офицера.
Подписал: Браухич»
Ко времени вторжения все сомнения отдельных представителей высшего командного состава, как, например, Йоханнеса Бласковица, благополучно испарились. Ни один из генералов не решился открыто возразить против приказов Гитлера. Традиционный антикоммунизм и антисемитизм офицерского корпуса лишь усилились за годы непрерывной нацистской пропаганды. Польский опыт укрепил их в идее уничтожения славян и евреев, причем уничтожения безжалостного, зверского. Лишь очень немногие, такие как фельдмаршал Фёдор фон Бок или подполковник фон Тресков без тени сомнения предупредили подчиненных о том, что пресловутый приказ об уничтожении комиссаров — вопиющее нарушение всех международных прав и, кроме того, пагубен для воинской дисциплины. Но подавляющее большинство генералов вермахта ничтоже сумняшеся передало приказы ниже по команде. Уже 27 марта 1941 г., еще до совещания у Гитлера (30 марта 1941 г.), главнокомандующий сухопутными силами генерал-фельдмаршал фон Браухич издал директиву о том, что войска «должны согласиться с фактом, что война носит межрасовый характер, и проявлять необходимую суровость»
[303]. Соответственно был проинструктирован и личный состав, в войсках была развернута разнузданная пропагандистская кампания о якобы неизбежности «борьбы с мировым еврейством, норовящим натравить весь мир на Германию». Естественно, обо всех прежних правилах ведения войны никто не заикался. Именно немецкому офицеру отводилась роль лидера в расовой борьбе против «еврейского большевизма». Вот в какой риторике был составлен приказ генерала Эриха Гёпнера к войскам от 2 мая 1941 г.:
Война против России — фундаментальная часть борьбы немцев за существование. Это — древняя борьба немцев против славян ради защиты европейской культуры от московитов, от азиатского шквала, ради защиты от еврейского большевизма. Цель этой борьбы — полный и окончательный разгром России, именно поэтому она должна вестись с невиданной твердостью и решимостью.
Подобные приказы были изданы и многими другими генералами — Вальтером фон Рейхенау, Эрихом фон Манштейном и Карлом Генрихом фон Штюльпнагелем (впоследствии членом группы заговорщиков 20 июля 1944 г.).
Споры генерал-квартирмейстера Эдуарда Вагнера с главой СД Рейнгардом Гейдрихом вылились в приказ от 28 апреля 1941 г., наделявший СС неограниченными полномочиями при исполнении «приказа о комиссарах» в тылу войск. Четыре оперативных соединения Службы безопасности СС эйнзатцгруппы «А», «Б», «Ц» и «Д», насчитывавших каждая по 600—1000 человек, должны были направляться в Россию, следовать за регулярными частями вермахта, имея особо выделенную зону ответственности с севера на юг. А уже за ними следовали меньшие по численности группировки СС и полиции. Наконец, в областях глубокого тыла, переданных под контроль гражданских властных структур, «безопасность» обеспечивалась батальонами солдат СС. Полицейские части состояли из 23 батальонов и имели численность в 11 640 человек (из них 420 офицеров), отобранных из числа добровольцев и прошедших специальную идеологическую подготовку в СС. Средний возраст их составлял 30-35 лет, что было выше, чем у солдат регулярной армии. Большой процент офицеров составляли бывшие служащие Добровольческого корпуса в первые годы Веймарской республики. Многие из них долгое время прослужили в полиции и отличались крайне правыми взглядами. Были и члены нацисткой партии, и выходцы из числа этнических немцев, ранее проживавших в Польше. Но все без исключения они пошли служить в пресловутые подразделения по доброй воле. Всех их подвергли тщательному отбору и «промыванию мозгов», в особенности по части антисемитизма. Их специально готовили для службы на оккупированных территориях Советского Союза. По социальному составу это были выходцы из нижней прослойки «среднего класса», т.е. мелкой буржуазии; предполагалось, что на время их отсутствия ведение дел возьмут на себя их жены. С середины мая 1941 г. их направили для обучения в школу пограничной полиции в Претше вблизи Лейпцига, где вбивали в их головы ненависть к славянам и евреям. И, что бы там ни утверждали историки в послевоенные годы, они не представляли собой неких «типичных немцев», как впрочем «типичных маленьких людей»
[304].
2 июля 1941 г. эйнзатцгруппы и полицейские батальоны получили приказ об уничтожении всех коммунистических функционеров, войсковых комиссаров, евреев из числа советских государственных служащих и «других преступных элементов (саботажников, коммунистических агитаторов, снайперов, убийц и т.д.)». То, что на сей раз евреев выделили в особую группу, говорило о многом, в частности о том, что объектом особой ненависти Гитлера были представители коммунистической и еврейской интеллигенции. И, как это уже имело место в Сербии, речь шла исключительно о мужчинах. Но на практике не позабыли ни о женщинах, ни даже о детях. То, что нацисты ставили на одну доску коммунистов и евреев, не было случайностью: общеизвестный факт, что в СССР на многих ключевых государственных постах находились именно евреи, причем не было исключением и НКВД. Все упомянутые лица к моменту нацистского вторжения давным-давно порвали со своими еврейскими корнями, безоговорочно приняв интернациональную и светскую по сути и характеру большевистскую идеологию. Но подобные «тонкости» нацистов интересовали мало — дело в том, что накопленный в Польше опыт злодеяний подсказывал нацистской верхушке с самого начала вторжения в СССР исключить слишком уж тщательную разборчивость эйзатцкоманд.
