Сразу после бегства Гесса Гитлер отменил занимаемую им должность «заместителя фюрера по партии» и переименовал возглавляемое Гессом учреждение в «партийную канцелярию», во главе которой, как и прежде, стоял Борман. Это в значительной мере усиливало позиции Бормана. Оставалось каким-то образом оценить случившееся. Гитлер уже вызвал всех руководителей рейха и региональное партийное руководство в Бергхоф. 13 мая 1941 г. он повторил им, что Гесс был психически нездоров. В эмоциональной речи, взывавшей к преданности делу партии, он объявил, что Гесс предал и обманул его. Несколько дней спустя Ганс Франк, также находившийся среди присутствующих, скажет своему штабу в генерал-губернаторстве: «Фюрер был ужасно подавлен, таким мне его еще не приходилось видеть»
[277]. По мнению Геббельса, факт, что заместитель фюрера по партии был невменяем не один год, отнюдь не способствовало ни авторитету рейха, ни его руководства. Сначала многие старые члены партии НСДАП отказались поверить в новость о Гессе. «Никто не верит в его безумие»
[278], — сообщал чиновник из Эберманштадта, городка в сельском районе Баварии. Вот что записал в дневнике 10-12 мая 1941 г. фельдмаршал Фёдор фон Бок: «Вечером становится известно об исчезновении самолета «заместителя фюрера» Гесса и его предполагаемой посадке на территории Англии. Очень непонятная история! Крайне маловероятно, если принимать во внимание все сопутствующие обстоятельства, что Гесс располагал санкцией свыше на проведение подобной акции. И, что самое печальное, никто из тех, с кем мне пришлось обсуждать эту тему, не верит в официальную версию»
[279]. «Почему фюрер ничего не сказал о деле Гесса? — спрашивала приятельница Виктора Клемперера Аннемари Кёлер. — Что-то он ведь должен был сказать. Какую причину он укажет? То, что Гесс был болен на протяжении многих лет? Но как, в таком случае, он мог оставаться заместителем Гитлера?»
[280] Лора Вальб, студентка исторического факультета Гейдельбергского университета, высказывает то же мнение: «Если он действительно был болен в течение долгого времени... тогда почему он сохранял свою ответственную должность?»
[281] — спрашивала девушка.
История с Гессом мгновенно стала предметом шуток. О ней даже рассказывали анекдоты. Вот один из них. «Таким образом, вы — сумасшедший?» — спрашивает Гесса Черчилль во время аудиенции у британского премьер-министра. «Нет, нет, — отвечает Гесс. — Я всего лишь его заместитель».
II
Примерно неделю или чуть больше Гитлер вынужден был отвлекаться на такие весьма досадные вещи, как дело Гесса, но уже к концу мая 1941 г. нацистский лидер вернулся к планам обеспечения «жизненного пространства» в Восточной Европе. Свои концепции обустройства гигантских территорий от Польши до Урала он нудно и пространно излагал в своих застольных беседах. С начала июля 1941 г. «застольные беседы Гитлера по распоряжению Бормана и с согласия самого Гитлера аккуратно записывались партийным чиновником Генрихом Геймом, обычно незаметно сидевшим где-нибудь неподалеку обеденного стола. Иногда его роль выполнял чиновник пониже рангом Генри Пикерт. После этого записи продиктовывали стенографистке, затем вручали Борману, который вносил соответствующие коррективы и оставлял для будущих поколений. После смерти фюрера их собирались опубликовать, чтобы его преемники в тысячелетнем рейхе всегда имели их под рукой и могли сверяться с ними по всем важнейшим политическим и идеологическим вопросам
[282]. Несмотря на ужасающе тоскливый стиль, они, тем не менее, представляют ценность в качестве справочного пособия по взглядам Гитлера на широкий круг проблем, стратегии и идеологии Третьего рейха. Его убеждения мало изменились за годы пребывания у власти, и уже по высказываниям лета 1941 г. легко догадаться, что он думал по тому или иному вопросу еще весной.
В июле 1941 г. Гитлер развлекал гостей за столом, строя воздушные замки касательно будущего Восточной Европы. Как только завоевание восточных территорий будет завершено, утверждал он, немцы обретут обширные территории, так необходимые для их расового выживания и распространения. «Закон отбора оправдывает эту непрерывную борьбу, позволяя выжить самому приспособленному»
[283]. «Непостижимо, что представители высшей расы вынуждены ютиться в тесноте, когда как аморфные массы недочеловеков, которые ничего не вносят в цивилизацию, занимают бескрайние просторы плодороднейшей в мире земли»
[284]. Крым и южная Украина станут «исключительно немецкой колонией», утверждал он. Прежних жителей «уберут оттуда»
[285].Что касается остальной части Востока, то ведь горстка англичан управляла миллионами индусов, продолжал он, и таким же образом поведут себя немцы в отношении русских в России:
При заселении русского пространства мы должны обеспечить «имперских крестьян» необычайно роскошным жильем. Германские учреждения должны размещаться в великолепных зданиях — губернаторских дворцах. Вокруг них будут выращивать все необходимое для жизни немцев.
Вокруг города в радиусе 30-40 километров раскинутся поражающие своей красотой немецкие деревни, соединенные самыми лучшими дорогами. Возникнет другой мир, в котором русским будет позволено жить, как им угодно. Но при одном условии: господами будем мы. В случае мятежа нам достаточно будет сбросить пару бомб на их города, и дело сделано
[286].
Будет сооружена плотная сеть дорог, продолжал Гитлер, с немецкими городами вдоль них, и вокруг этих городов «обоснуются наши колонисты». Колонисты немецкой крови прибудут к нам из всей Западной Европы и даже Америки. К 1960-м гг. их будет 20 миллионов, а российские города «придут в запустение»
[287].