Лондон буквально кипел от взаимных обвинений. Попытки премьер-министра Невилла Чемберлена оправдаться в Палате общин выглядели весьма неубедительными. Лидер оппозиции лейбористской партии Клемент Этли перешел прямо к сути. «Дело не только в Норвегии, — заявил он. — Норвегия просто звено в цепи промахов. В стране расценивают это так: за положение дел несут ответственность те, кто далеко не первый раз совершил промах. До Норвегии были Чехословакия и Польша. И все та же история — слишком поздно». Надо сказать, что до примитивизма простую, прямолинейную оценку обстановки Этли поддерживали очень многие. Лейбористская партия настаивала на голосовании по проблеме. Проголосовало 486 депутатов из 615: приблизительно 80 консерваторов воздержались, избегая дебатов, в то время как 40 из них, кто присутствовал, отдали голоса оппозиции. Правительственное большинство с 213 членов упало до 80. На следующий день Чемберлен, тяжело переживая случившееся, подал в отставку. Год спустя он умер
[191]. Политический деятель, считавшийся его очевидным преемником, министр иностранных дел лорд Эдуард Галифакс, член Верхней палаты, отказался занять должность премьера, справедливо полагая, что нельзя управлять страной из Палаты лордов. Поэтому выбор пал на Уинстона Черчилля. Бывший 1-й лорд Адмиралтейства Черчилль формально нес ответственность за провал в Норвегии, но, несмотря на необходимость защищать правительство в ходе решающих дебатов, он почти сумел избежать критики из-за того, что его откровенное и довольно смелое выступление потонуло в осмотрительных речениях остальных. К моменту назначения на высокий пост Черчиллю исполнилось 65 лет, он в свое время участвовал в Суданской войне в конце XIX в. и в Первой мировой войне 1914—1918 гг. За все эти годы Черчилль занимал различные должности, но к началу Второй мировой войны он уже добрый десяток лет просидел на задних скамьях в парламенте, вследствие закрепившейся за ним репутации бунтаря и, прежде всего, за резкую критику в адрес Третьего рейха и неустанных защитников позиции ремилитаризации Германии. Оказавшись на посту премьер-министра, он немедленно приступил к увеличению численного состава правительства, превратив его в правительство национального единства. В своей первой речи он без обиняков заявил членам Палаты общин: Британия будет сражаться до конца
[192].
IV
Агрессия Германии против Дании и Норвегии послужила началом широкомасштабных наступательных операций во Франции и странах Бенилюкса. Обсуждаемый не один месяц план, в целом ничего необычного в аспекте стратегии не содержавший, превратился из удара по трем направлениям в удар по двум направлениям. Впрочем, и его, в конце концов, пришлось срочно перекраивать, поскольку штабные карты оказались в руках у неприятеля после захвата в плен офицера генштаба, чей самолет совершил вынужденную посадку в Бельгии. Офицер не успел вовремя уничтожить документы и был арестован. Снова усевшись за оперативные карты, Гитлер стал приводить доводы в пользу удара на одном главном направлении, удара сосредоточенными силами и внезапным прыжком через Арденны, лесистую, гористую территорию, считавшуюся вообще непроходимой для танков и, как следствие, весьма слабо обороняемую французами. К тому же это избавляло от необходимости штурма мощной линии обороны французов — так называемой «линии Мажино», протянувшейся на много километров вдоль франко-германской границы. Первоначальные сомнения армейского верховного командования рассеялись после проведения обстоятельной репетиции на штабных картах и макетах местности нового, не лишенного импровизации плана генерала Эриха фон Манштейна. Офицер, амбициозность которого настолько раздражала генерала Гальдера, что тот решил перевести Манштейна в Штеттин на какую-то второстепенную должность, родился в 1887 г. и тесно сотрудничал с генералом Гердом фон Рунштедтом в разработке плана вторжения в Польшу. Одной из вторичных целей его нового плана было поставить перед группой армий Рунштедта как можно больше задач и, таким образом, обеспечить ей ключевую роль при захвате Франции. На встрече с Гитлером 17 февраля 1940 г. Манштейн доказал возможность тщательного планирования перехода основных моторизованных сил через Арденны. Первая группировка, выйдя к Ла-Маншу, отрезает силы союзников, а вторая, вторгнувшись в Бельгию и Голландию, вводит противника в заблуждение, заставляя его предположить наличие направления главного удара именно здесь. В результате британский экспедиционный корпус и французская армия фактически окружены с севера и юга и оттесняются к морю
[193].
К началу мая дожди прекратились, в норвежской кампании отчетливо проявилась тенденция к скорому и победоносному ее завершению. Наступил долгожданный момент. 10 мая 1940 г. немецкие войска вторглись в Голландию, часть в виде сил десанта, а большинство по суше непосредственно из Германии. Голландская армия отступала, оторвавшись от англо-французских сил на юге. Разве могли несчастные 8 дивизий противостоять армии вторжения Гитлера? Варварская бомбардировка Роттердама 14 мая 1940 г., полностью разрушившая исторический центр города и вызвавшая огромные жертвы среди гражданского населения, окончательно убедила голландцев в необходимости капитуляции во избежание дальнейшего кровопролития. Так и произошло уже на следующий день. Королева Вильгельмина и правительство бежали в Лондон для продолжения борьбы по другую сторону пролива Ла-Манш. Одновременно с этим немецкие парашютисты и доставленный на планерах спецназ захватили ключевые пункты: мосты и защитные сооружения, блокировав главные подступы к Бельгии, чьи силы, будучи не в состоянии согласовать свои действия с британцами и французами, спешившими им на помощь, были быстро отрезаны. Нападение было внезапным и ужасающим. Уильям Ширер был поражен быстротой немецкого наступления. Прибыв в Бельгию с группой журналистов, Ширер своими глазами видел, что «Все рельсы вокруг покорежены, вагоны и локомотивы сброшены с путей» — результат бомбардировки силами люфтваффе железнодорожной станции в городе Тонгр. «Сам город полностью опустошен. Две-три голодные собаки печально обнюхивают развалины в поисках воды, пищи и своих хозяев»
[194].
Далее он описывает беженцев на дорогах. «Беженцы устало плетутся по дороге, на руках у старух дети, их матери тащат семейные пожитки. Кому повезло, везут их на велосипедах. Настоящие счастливчики — на тележках. Их лица — изумленные, испуганные, застывшие от горя и страдания, но полны достоинства». Доехав до Лувена, Ширер увидел, что «Старинный университетский город, который немцы в порыве гнева сожгли в 1914 г., теперь снова в значительной степени разрушен. Таково первое впечатление, и оно просто ошеломляет. Квартал за кварталом — сплошные развалины. Все еще дымящиеся. Ведь город был взят только два или три дня назад.
