Другие ученые, в особенности пионеры атомного оружия Отто Ган и Вернер Гейзенберг, продолжали работать в Германии. В 1946 г. Ган возглавил Общество кайзера Вильгельма по развитию науки и безуспешно пытался не допустить его переименования в Общество Макса Планка, которое год спустя после смерти великого ученого все же было переименовано по указанию британских оккупационных властей. И все же Ган добился того, что Общество не принимало активного участия в нацистских исследованиях. Об этом стало известно лишь в конце XX в. В Стокгольме Гану вручили Нобелевскую премию за открытие деления атомного ядра, а в 1968 г. в Гёттингене ученый умер. Вернер Гейзенберг возглавил Институт физики имени Макса Планка и до самой смерти в 1971 г. оставался уважаемым членом международного научного сообщества. Тогда как его противники, ветераны объединения «Арийских физиков», отнюдь не благоденствовали. В 1947 г. Гейзенберг имел удовольствие свидетельствовать в пользу обвинения на суде над Йоханнесом Штарком, которого приговорили к четырем годам тюремного заключения, но в итоге приговор отменили, и ученый умер в безвестности в 1957 г. Десятью годами ранее в возрасте 85 лет умер его наставник Филипп Ленард. Другие не столь выдающиеся представители этого движения после войны из научной жизни регулярно вытеснялись
[1703].
V
Судьбы простых обывателей, чьи пространные и бережно хранимые дневники животрепещуще описывают повседневность под властью нацизма, сложились по-разному. Доктор Зигмунт Клюковский издал пятитомный труд о военных преступлениях Германии и подпольном Сопротивления, которое действовало в районе Замости. В связи с этим он участвовал в одном из заседаний Нюрнбергского трибунала. Но вскоре Клюковский оказался во власти другой диктатуры: советские оккупационные войска подавили движение польских националистов и начали насаждать коммунизм. Теперь Клюковский помогал подпольщикам сопротивляться русским и вел дневник, в котором ранее описывал преступления нацизма, а теперь — коммунистический террор. Дважды его арестовывал НКВД, и он, хотя и остался на свободе, был понижен в должности с главного врача больницы до дежурного. В 1952 г. доктора вновь арестовали за то, что он пытался (безуспешно) спасти от смертной казни своего сына Тадеуша, участника Сопротивления, и Клюковский отсидел 4 года в тюрьме города Вронки. Весной 1956 г. после помилования и реабилитации он переехал в Люблин, где спустя два года издал свои военные дневники и прославился. Вскоре книгу переиздали, и Клюковский удостоился крупной литературной премии и многих государственных наград. Однако к тому времени он уже был болен раком, и 23 ноября 1959 г. умер. Его похоронили в Щеб-жешине вместе с другими солдатами Армии Крайовой. В 1986 г. на главной площади города был воздвигнут памятник в его честь. По инициативе его сына и внука в 1993 г. дневники доктора были опубликованы на английском языке и завоевали значительную читательскую аудиторию. До сих пор это произведение остается наиболее ярким и подробным рассказом о жизни в Польше во время немецкой оккупации
[1704].
Виктор Клемперер с женой Евой вернулся в свой дом, расположенный в Дрездене, в районе Дёльцшен, откуда в 1939 г. их выселили. Со временем они привели его в порядок. В возрасте 63 лет Виктор не собирался отсиживаться на пенсии. Его бывший коллега из Дрезденского технического университета, который во времена рейха избегал Клемперера из-за его еврейского происхождения, вновь начал с ним общаться как ни в чем не бывало. Бывшие друзья и соседи, знакомые и совершенно чужие люди просили его поддержки, заверяя в своей непричастности к преступлениям нацистов. Клемперера восстановили в должности профессора, хотя преподавать он не стал и довольно скоро получил назначение на место заведующего кафедрой в более престижных университетах Грейфсвальда, Галле и Берлина. Он забрал свои рукописи от давней подруги Аннемари Кёлер, а затем опубликовал свое исследование нацистского языка (Lingua Tertii Imperii; LTI), которое тут же было признано классическим трудом. Затем Клемперер продолжил работу над своим исследованием французской литературы XVIII в. и тоже опубликовал. Дрезден находился в советской зоне оккупации, и после некоторых колебаний Клемперер вступил к коммунистическую партию, которую счел единственной достаточно мощной движущей силой, способной восстановить страну и покарать виновных. Ничто не могло убедить его в том, что с нацизмом покончено. Партбилет открыл широкие возможности для работы в сфере культуры и просвещения, а после образования ГДР (в 1949 г.) Клемперер стал депутатом парламента, причем ему пришлось участвовать в предвыборной кампании и соперничать с другим кандидатом наравне со всеми. Ученый со скепсисом наблюдал за ростом влияния Советского Союза в ФРГ. Затем он начал критиковать работу Сталина, и признался самому себе, что в глубине души был либералом
[1705].
В 1951 г., незадолго до своего 69-летия, от сердечного приступа во сне умерла его жена Ева, чья крепкая любовь поддерживала Клемперера во времена Третьего рейха. «Я остался совсем один, — писал он в своем дневнике, — теперь все вокруг утратило ценность»
[1706]. Сначала Клемперер нашел утешение в работе, но через несколько месяцев завязал отношения с одной из своих студенток, 25-летней Хадвиг Кирхнер. Несмотря на ощущение самообмана, ученый влюбился. Чувства оказались взаимными, и 23 мая 1952 г. они поженились. Клемперер преподавал французскую литературу и после семидесяти. В 1959 г. он тяжело заболел и 11 февраля 1960 г. в возрасте 78 лет умер. Об издании его многочисленных дневников в ГДР не могло быть и речи, так как их содержание совершенно не согласовывалось с Партийной линией СЕПГ как в оценке Веймарской республики и Третьего рейха, так и послевоенных событий. Но после падения Берлинской стены его вдова позволила издать дневники, которые вышли в нескольких частях в 1990-х гг., мгновенно став наиболее подробным, ярким и непредвзятым рассказом о жизни еврея в Германии в течение первых 60 лет XX столетия
[1707].
Луиза Зольмиц и ее муж-еврей Фридрих также благополучно пережили войну. Они поселились в Гамбурге и вели замкнутый образ жизни. Луиза продолжала ежедневно писать в дневник, который вела с 1905 г., каждый год заполняя семисотстраничную тетрадь неразборчивым мелким почерком. В декабре 1953 г. она передала свои дневники в дар государственному архиву Гамбурга в качестве исторического документа, но через год поняла, что не может без них, и забрала назад. В 1967 г. Луиза еще раз отдала дневники, но спустя три месяца вновь забрала и хранила до самой смерти. Она умерла в 1973 г. в возрасте 84 лет. В 60-е годы Центр изучения истории национал-социализма в Гамбурге добился ее согласия на то, чтобы она ежедневно диктовала стенографисту записи из своих дневников за 1918—1945 гг. Позднее Луиза изредка вспоминала о своих взглядах 1930-х гг., которые так круто изменились к 1945 г. Однажды, наткнувшись на свою январскую запись 1933 г., в которой говорилось о том, как нацисты пели о стекающей с ножа еврейской крови, она заметила: «Кто же мог воспринимать это всерьез?»
[1708]
