Уже в октябре 1940 г. Гитлер лично распорядился о высылке двух специфических групп немецких евреев, проживавших на юго-западе Германии в землях Баден-Вюртемберг, Саарской области и Рейнланд-Пфальц. За осуществление операции отвечало РСХА (Главное управление имперской безопасности). Евреи по детальным спискам были арестованы полицией, после чего их рассадили по автобусам. Им было разрешено взять с собой по одному 50-килограммовому чемодану на каждого, спальные принадлежности и провиант. Кроме того, они могли взять не более 100 рейхсмарок на человека; принадлежавшее им жилье, мебель, ценности конфисковывались в пользу рейха. Та же самая судьба постигла и еврейское население Эльзаса-Лотарингии 16 июля 1940 г. после оккупации области немцами и после капитуляции Франции. Саар, Рейнланд-Пфальц и Эльзас-Лотарингию предполагалось объединить в некий новый «образцовый» регион нацистской партии, где евреям места не было. Всех этих людей через французскую границу отправили до незанятой немцами зоны, но большинство их впоследствии оказалось на территории «генерал-губернаторства». Французские власти пообещали, что остальные будут вскоре высланы во французскую колонию Мадагаскар. А пока они были единственными евреями, высланными из Германии, если не считать еврейских жителей Шнейде-мюля и Штеттина, которых насильственно отправили в Люблин в феврале того же года, и евреев, изгнанных из Вены и «Протектората Богемии и Моравии» в Низко.
Наряду с остававшимися евреями в остальных частях Германии существовала и довольно многочисленная группа людей, определенных как «представители смешанной расы», что означало евреев наполовину и даже на четверть. Они также подвергались преследованиям со стороны нацистов в течение предыдущих 6 лет, но не все из них. Этим людям запрещалось работать в бюджетных госучреждениях, включая школы, быть представленными в местных органах власти, но они имели право, по крайней мере, до 1941 г. служить в армии; если они были полуевреями, им не позволялось жениться на нееврее, а если они исповедовали иудаизм, то считались полностью евреями. С другой стороны, еврей, женатый на нееврейке, мог, таким образом, избежать антисемитской дискриминации в случае, если у этой супружеской пары имелись дети, которых не воспитывали в иудейском духе; если же пара оказывалась бездетной, то и она до определенной степени не подвергалась всякого рода дискриминационным ограничениям, если только они не исповедовали иудаизм. Одним из примеров таких супружеских пар может служить Виктор Клемперер, профессор французской литературы на пенсии и его нееврейка-жена, Ева, бывшая пианистка. Биография этих людей дошла до нас благодаря пространным дневникам Клемперера. Клемперер потерял работу даже не потому, что был евреем, а по причине сокращения должности. Его просто отправили на пенсию. В 1939 г. ему больше не разрешали пользоваться библиотеками в родном Дрездене, да и вообще лишили права посещения почти всех общественных мест в городе. Кроме того, Клемперера обязали всегда иметь при себе еврейское удостоверение личности с именем «Израиль», которое решено было добавить к его имени. Единственное, что ему оставалось, — писать дневник воспоминаний да ухаживать за садом при небольшом домике в дрезденском пригороде Дёльцшен. Кроме того, Клемперер посвятил себя составлению сборника лингвистических выражений эпохи нацизма, который он назвал по латыни «Lingua Tertii Imperii» или «Язык Третьего рейха». Свои рукописи и дневники он постоянно передавал своей знакомой, нееврейке Анне-мари Кёлер, главному врачу клиники в Пирне под Дрезденом
[115].
Война поначалу никак не отразилась на образе жизни Клемперера. Правда, один раз к нему в дом с обыском явилось гестапо, искали радио и запрещенную литературу, но офицеры вели себя достаточно корректно; главной обузой для него стало непомерное бремя поборов — особых налогов, которыми правительство обложило его как еврея. 9 декабря 1939 г., однако, ему сообщили, что ему и его жене надлежит сдать в аренду их дом местному зеленщику, который мог бы открыть в нем магазин, а самим перебраться в двухкомнатную квартиру в городском доме, специально отведенном для евреев. В соответствии с договором о найме, вступавшем в силу 26 мая 1940 г., Клемперерам не разрешалось даже приближаться к их бывшему дому, а зеленщик наделялся преимущественным правом продажи, причем установленная договором стоимость дома была смехотворно низкой — всего 16 600 рейхсмарок. Уже очень скоро новый владелец стал искать предлог для продажи дома. Тем временем в том самом «отведенном специально для евреев доме» на Каспар-Давид-Фридрих-штрассе, 15 Б, представлявшем собой отдельную виллу, битком набитую людьми схожей участи, Клемперера раздражало постоянное присутствие посторонних людей и отсутствие книг, большинство из которых он вынужден был сдать на хранение. В конце концов, нервы у него не выдержали, и он ввязался в ужасную ссору с другим жителем дома. Тот обвинял его в том, что, дескать, Клемперер расходует слишком много воды.
Клемпереры старались как можно меньше бывать в их новом жилище, почти все время посвящая продолжительным прогулкам, хотя хождение за покупками превратилось в самую настоящую пытку (приходилось постоянно предъявлять карточку с буквой «J»). Поставки от нееврейских фирм прекратились, поэтому теперь приходилось буквально за всем, включая молоко, бегать по магазинам. Жизнь Клемпереров продолжалась таким образом почти весь год, пока в июне 1941 г. не произошло несчастье. Будучи человеком педантичным, внимательным (именно эти свойства характера Клемперера и делают его дневники настолько ценными), Клемперер и выжил благодаря своей аккуратности при соблюдении всех правил и инструкций, применяемых к евреям в Третьем рейхе. «В течение 17 месяцев войны, — отмечает он, — мы всегда соблюдали правила затемнения». Но однажды вечером в феврале, вернувшись с прогулки после наступления темноты, он вдруг сообразил, что забыл опустить светомаскировочные шторы; разумеется, соседи тут же донесли об этом в полицию, и Клемперера приговорили к 8-дневному тюремному заключению. Он никогда не слышал ни о чем подобном — чтобы за столь незначительный проступок карали тюрьмой! «Исключение, конечно же, сделали для меня и моего еврейского аусвай-са». Он подал апелляцию, но 23 июня 1940 г. она была отклонена, и он был препровожден в камеру под номером 89 с откидной койкой, раковиной для умывания и туалетом, пользоваться которым позволялось лишь дважды в день. Время тянулось невыносимо медленно, и пожилому профессору истории уже стало казаться, что живым отсюда ему не выйти
[116].
V
Евреи и поляки были не единственными объектами применения радикальной расовой политики нацистов в течение первых двух лет войны. Приблизительно 26 000 немецких цыган также были включены в разработанные нацистами планы расового передела Центральной и Восточной Европы в ходе вторжения в Польшу. К сентябрю 1939 г. Гиммлер, под впечатлением «доводов» нацистского криминолога Роберта Риттера, утверждавшего, что-де цыгане смешанной расы представляют собой особую угрозу обществу, дал соответствующие указания всем региональным учреждениям криминальной полиции о создании особого структурного подразделения, которое занималось бы исключительно «цыганским вопросом». Гиммлером был издан и указ, запрещающий цыганам вступать в брак с «арийцами». Кроме того, около 2000 цыган были помещены в специальные лагеря
[117]. С началом войны Гейдрих запретил цыганам кочевой образ жизни вблизи западных границ Германии. Но даже еще раньше часть местных властей указанных приграничных регионов по своей инициативе выслала цыган из районов их традиционного поселения, руководствуясь столь широко распространенным в военное время опасением шпионажа в пользу врага со стороны цыган. Цыгане, которые были призваны в армию, также теперь демоби-лизовывались по аналогичным причинам
[118]. В ноябре 1939 г. цыганкам было официально запрещено гадание на том основании, что они якобы распространяли ложные предсказания о конце войны (дата ее окончания по вполне объяснимым причинам интересовала большинство немцев рейха). Впоследствии часть прорицательниц оказалась в женском концентрационном лагере Ра-венсбрюк. Уже в декабре 1938 г. Гиммлер упоминал об «окончательном решении цыганского вопроса», и в этой связи Гейдрих 21 сентября 1939 г. проинформировал своих подчиненных высшего ранга о том, что и цыгане, как и евреи, подлежат высылке из Германии в восточную часть Польши. В Германии цыганам было приказано оставаться на месте с тем, чтобы в случае поступления соответствующих распоряжений их можно было без труда отправить в концентрационные лагеря. Впрочем, впоследствии им все же разрешили передвигаться с места на место, хоть и в весьма ограниченных масштабах, но это было просто незначительной уступкой со стороны властей.
