В конце войны по приказу Эрнста Кальтенбруннера, с помощью Отто Скорцени и бывшего предводителя «Железной гвардии» Хории Симы Адольф Эйхман организовал в австрийских Альпах небольшой партизанский отряд. Но вскоре Гиммлер его ликвидировал, и Эйхман начал скрываться, используя поддельные документы. Опасаясь разоблачения, он воспользовался политикой Ватикана, которая предусматривала помощь «борцам с коммунизмом», и бежал в Латинскую Америку. Эйхман прибыл в Аргентину, где профашистский режим диктатора Хуана Перона предоставлял убежище многим бывшим нацистам и офицерам СС. Среди них оказался и Отго Скорцени, который в 1948 г. бежал из лагеря для военнопленных и с тех пор успел пожить во многих местах, в т.ч. в Испании и Ирландии (он умер в Германии в 1975 г. ). Личность и местонахождение Эйхмана установил генеральный прокурор земли Гессен Фриц Бауэр, антифашист еврейского происхождения, перед войной эмигрировавший в Швецию. При его содействии в мае 1960 г. в Буэнос-Айресе израильская спецслужба похитила Эйхмана и переправила в Иерусалим, где год спустя его судили открытым судом за массовые убийства и приговорили к смертной казни. В полночь 31 мая 1962 г. он был повешен
[1686].
III
С конца 1940-х и до конца 1950-х гг. в связи с политическим климатом «холодной войны» любые судебные процессы по делам военных преступников в Западной Германии были невозможны. Многие, в т.ч. союзники НАТО и правительство ФРГ, понимали: подобные суды позволят ГДР обвинить западных соседей в укрывательстве бывших преступников и, возможно, дестабилизирует новоиспеченную демократию, лишив ее поддержки многих бывших нацистов, которые боялись оказаться на скамье подсудимых. И все же к 1958 г. появились признаки того, что ситуация меняется. Учрежденный в Людвигсбурге Федеральный центр расследования преступлений нацистов начал координировать судебное преследование преступников по всему миру. Но лишь процесс по делу Эйхмана вынудил власти ФРГ принять какие-то меры. Вновь движущей силой расследования стал Фриц Бауэр, а завершилось расследование судебным процессом над несколькими офицерами СС и охранниками концлагеря Освенцим во Франкфурте-на-Майне в 1964 г. Среди обвиняемых должен был оказаться и последний комендант Освенцима Рихард Бер, много лет работавший под чужим именем в лесном хозяйстве и арестованный в 1960 г., но он умер до начала суда. В насилии над заключенными обвинялись 22 человека, в т.ч. местные активисты НСДАП, охранники лагеря из СС и некоторые другие. В процессе заслушивались показания более 350 специально приглашенных бывших узников. В августе 1965 г. 17 подсудимых были приговорены к наиболее длительным срокам тюремного заключения. Это расследование обозначило поворотный момент, когда на преступления Третьего рейха обратила внимание молодежь ФРГ. Затем в Западной Германии состоялось четыре разбирательства, в ходе которых было осуждено несколько бывших охранников Освенцима и блоклейтеров. А в ГДР в 1966 г. был арестован и по решению суда казнен врач лагеря Хорст Фишер. Более 20 лет (до ареста) он открыто и беспрепятственно вел медицинскую практику в коммунистическом государстве
[1687].
По мнению большинства экспертов, тот факт, что в послевоенной Германии все еще находились люди вроде Фишера, во многом свидетельствовал о том, что проведенная союзниками «денацификация» еще далека от завершения. После войны миллионам немцев пришлось заполнять длиннющие анкеты о своей деятельности и политических взглядах во время Третьего рейха. Затем их дела рассматривал трибунал, который заслушивал свидетельские показания заинтересованных сторон, и по его итогам всех граждан классифицировали по категориям: виновный, второстепенный виновный, соучастник и невиновный. Процесс был широкомасштабный и коснулся свыше 3,6 млн человек в западных оккупационных зонах. Из них 1667 человек были признаны «главными виновными», более 23 000 — «виновными» и немногим более 150 000 — «второстепенными виновными». Таким образом, менее 5% были судимы как убежденные нацисты, 996 000 человек получили характеристику рядовых членов НСДАП (27%) и 1 214 000 были реабилитированы (33%). В 1948 г., в самый разгар денацификации, 783 000 граждан еще не предъявили официального обвинения, 358 000 были амнистированы и 125 000 не вошли ни в одну из групп. В ходе аналогичного процесса в советской зоне оккупации более 300 000 человек лишились должности и 83 000 — права трудоустройства. Безусловно, денацификация не могла запретить всем 6,5 млн бывших членов НСДАП занимать высокие посты. В стране наблюдалась крайняя нехватка судей, врачей, адвокатов, ученых, инженеров, банкиров и многих других специалистов. Немало тех, кто приговаривал политических оппонентов к смертной казни, участвовал в акциях эвтаназии, агитировал за НСДАП в школах и университетах и, находясь на гражданской службе, писал доносы, вернулись на прежние места. Сплоченность этих людей, умение отражать всякую критику их деятельности во времена Третьего рейха, а также замалчивание их соучастия в преступлениях продолжалось до конца XX в., когда ключевые участники событий вышли на пенсию
[1688].
Принудительное участие в этом процессе настораживало немцев, которые больше всего хотели забыть о прошлом, поэтому, согласно опросам, общественная поддержка денацификации упала с 57% в марте 1946 г. до 17% в мае 1949 г. Кроме того, поверхностный характер самой денацификации не сумел поколебать убеждения тех, кто все еще фанатично верил в идеи нацизма. Однако в итоге, несмотря ни на что, успех был достигнут. Общество наложило запрет на открытое выражение нацистских взглядов, а те, кто им пренебрегал, как правило, лишались работы. Интернирование, отсев и денацификационные суды над десятками тысяч рьяных фашистов позволили возникшим антифашистам — социал-демократам, католикам, либералам и прочим, кто не участвовал в деятельности режима, — занять влиятельные позиции в политике, во власти, культуре и СМИ. Попытки возродить нацизм в форме неонацистских политических движений, таких как Социалистическая имперская партия, а позднее Национал-демократическая партия Германии, получали поддержку лишь со стороны малочисленных маргинальных групп населения. Если же они многое себе позволяли, то подвергались судебному преследованию. В частности, необычно сложилась послевоенная карьера Вернера Беста, который, пережив несколько трибуналов и приговоров, остаток жизни (он умер в 1989 г. ) посвятил тому, что помогал бывшим нацистам и организовывал кампании в поддержку всеобщей амнистии. Тем не менее опросы общественного мнения показали, что до середины 1950-х гг. значительная часть населения считала нацизм «хорошей идеей, которую плохо воплотили», и значительная доля граждан была уверена в том, что без евреев Германии жилось бы лучше. Так продолжалось до тех пор, пока не подросло новое поколение, чьим символом стал 1968 г. и которое не конфронтировало с прошлым. Однако политическая культура как ФРГ, так и ГДР была еще очень далека от того, чтобы решительно отказаться от нацизма и нацистских ценностей и идеологии, а также от давних традиций германского национализма и милитаризма, за которые исконно выступало много людей. Процветание 1950—1960-х гг. за счет «экономического чуда» в сравнении с послевоенной разрухой вызвало воодушевление подавляющего большинства немцев и убедило принять политическую культуру парламентской демократии, европейской интеграции и поддержания мира
[1689].
