В то же время Гитлер все еще проводил военные совещания и руководил обороной Берлина. Но армии, которым он приказывал прорвать позиции советских войск и деблокировать город извне, в большинстве своем уже не представляли собой сплоченные боевые подразделения. Всего немецкие войска насчитывали не более нескольких десятков тысяч человек и едва ли могли отразить удар двухмиллионной Красной Армии, которая готовилась нанести последний сокрушительный удар. 25 апреля 1945 г. советские маршалы Жуков и Конев замкнули кольцо окружения вокруг Берлина и с окраин начали продвигаться к центру города. Как и под Сталинградом, сражение вылилось в беспорядочные ожесточенные уличные бои. Группу армий, удерживавших Берлин, благодаря своей репутации признанного гения оборонительных операций возглавил генерал Готгард Хейнрици, сумевший сохранить некое подобие дисциплины, лишь проигнорировав приказ Гитлера стоять до последнего. Однако 29 апреля 1945 г. и он покинул свой пост, отказавшись исполнять дальнейшие приказы фюрера, которые становились все более абсурдными
[1637]. Патриотические убеждения Хейнрици, а также верность военной дисциплине и страх перед тем, что ожидает всякого в русском плену, разделяли и немецкие солдаты, продолжавшие сражаться даже тогда, когда все уже было кончено.
Тысячи ополченцев фольксштурма, организованного для обороны столицы, были настроены не столь решительно. Многие из них покинули поле боя и вернулись к своим семьям при первой же возможности
[1638].
26 апреля 1945 г. советские войска уже входили в правительственный квартал, огибая Потсдамскую площадь, расположенную в самом сердце Берлина. До финала оставались считаные часы. Гитлер закончил последние приготовления и вызвал в бункер муниципального нотариуса Вальтера Вагнера. Теперь уже нет нужды скрывать, заявил фюрер, он женится на Еве Браун. Под разрывы снарядов и бомб, доносившиеся снаружи, Вагнер провел церемонию бракосочетания с Борманом и Геббельсом в роли свидетелей. Затем гости отметили событие шампанским. В 3 часа утра Гитлер узнал от Кейтеля, что последняя попытка прорвать окружение извне провалилась. На заре советская артиллерия уже прямой наводкой била по Имперской канцелярии. Военачальники заверили фюрера, что к концу дня все будет кончено. После обеда Гитлер попрощался с адъютантами. Всем оставшимся в бункере раздали капсулы с синильной кислотой. Но Гитлер не доверял этому средству, хотя накануне с помощью одной из капсул умертвил свою овчарку Блонди. В 15.30 он вместе с Евой Браун удалился в свой кабинет. Открыв дверь примерно десять минул' спустя слуга Гитлера Гейнц Линге и Мартин Борман обнаружили тело диктатора: он сидел на диване, из отверстия на правом виске сочилась кровь, тут же у ног на ковре валялся его пистолет. Рядом покоилось тело Евы Браун, источавшее сильный запах миндаля: она приняла яд. Следуя заблаговременным инструкциям, личный адъютант фюрера Отто Гюнше с помощью Линге и трех солдат СС завернули трупы в одеяло и вынесли в сад Имперской канцелярии, где в присутствии Бормана, Геббельса и двух оставшихся военачальников — Кребса и Бургдорфа — тела облили бензином и подожгли. Наблюдая за мрачной сценой из-за приоткрытой двери бункера, участники похорон в последний раз вскинули руки в фашистском приветствии и затем скрылись под землей. Вскоре, в 18.00 Гюнше послал двух солдат СС захоронить обгоревшие останки. Спустя несколько дней их обнаружили советские следователи, причем опознать тела им удалось лишь по зубным протезам: техник, работавший на дантиста Гитлера с 1938 г., подтвердил, что они принадлежали бывшему нацистскому диктатору и его пассии
[1639].
Гитлер оставил после себя не только краткое завещание, в котором отказался отличного имущества, но и более объемное «Политическое завещание», которое продиктовал секретарю 29 апреля 1945 г. В нем фюрер утверждал, что войну в 1939 г. начал не он. Примечательно, что в этом плохо завуалированном признании — или скорее хвастливом послании — Гитлер заявил, что убивал евреев из мести, потому что именно они, по его мнению, были виновны в развязывании войны. К этой войне, вновь уверял фюрер, «стремились и намеренно организовали политики других стран, которые либо сами были еврейского происхождения, либо работали в интересах евреев». Вновь вспоминая свое пророчество 30 января 1939 г. и размышляя о Первой мировой войне и, вероятно, Великой депрессии, которая так жестоко привела его к власти, Гитлер напомнил своим будущим читателям, что не оставил после себя никаких сомнений.
Но у меня не оставалось никакого сомнения в том, что если народы Европы будут опять рассматриваться только как пакеты акций этих денежных и финансовых заговорщиков, то тогда к ответу будет привлечен также и тот народ, который является истинным виновником этой убийственной войны: еврейство! Далее, я никого не оставил в неведении на тот счет, что миллионы взрослых мужчин могут умирать и сотни тысяч женщин и детей сгорать в городах и погибать под бомбами для того, чтобы истинный виновник искупил свою вину, хотя бы даже и гуманными средствами.
В конце Гитлер призвал Германию и немцев «к неукоснительному соблюдению расовых законов и к беспощадному сопротивлению мировому отравителю всех народов — международному еврейству»
[1640].
III
Исполнив последнюю волю Гитлера, Геббельс продиктовал секретарю дополнение к собственному завещанию. Безудержно рыдая, он сказал, что впервые нарушит прямой приказ фюрера: Гитлер повелел ему покинуть Берлин — и сообщил о своем «непоколебимом решении не покидать имперскую столицу даже в случае ее паления и лучше кончить подле фюрера жизнь, которая для меня лично не имеет больше никакой ценности, если я не смогу употребить ее, служа фюреру и оставаясь подле него»
[1641]. Днем ранее Магда Геббельс написала сыну от первого брака письмо, рассказав о том, что собирается покончить с собой вместе с мужем и детьми:
В мире, который наступит после фюрера и национал-социализма, не стоит жить, и потому я увезла с собой детей. Я слишком сильно дорожу ими, чтобы позволить им испытать грядущее, и милосердный Бог поймет мое намерение избавить их от страданий. Теперь у нас лишь одна цель: сохранить верность фюреру до гробовой доски. Возможность закончить жизнь рядом с ним — это подарок судьбы, на который мы и не смели надеяться
[1642].
