18 марта 1945 г. Шпеер направил Гитлеру меморандум, в котором изложил планы, позволявшие после войны реконструировать экономическую инфраструктуру Германии и тем самым сохранить ее. В тот же вечер на совещании с генералитетом Гитлер объявил, что подобные меры не имеют смысла. Германский народ потерпел поражение в борьбе за выживание. Будущее принадлежало победителям. Среди выживших немцев останется лишь никчемный расовый сброд, потому что лучшие представители нации уже погибли. Поэтому нет нужды ломать голову над проблемой их дальнейшего существования, пусть даже самого примитивного. Затем Гитлер обрушил свой гнев на меморандум Шпеера: он собрался лишить министра вооружений значительной части полномочий. 19 марта 1945 г. Гитлер издал директиву, которую вскоре нарекли «приказом Нерона» — в честь древнеримского императора, который, как утверждалось, приказал сжечь Рим. Согласно упомянутому приказу фюрера все военные, транспортные, коммуникационные, промышленные и складские сооружения и оборудование подлежали уничтожению. «Ошибочно полагать, — заявил Гитлер, — что после возврата утраченных территорий у нас будет возможность вновь использовать неповрежденные или же временно выведенные из строя транспортные, коммуникационные, промышленные и добывающие предприятия». Отброшенный, наконец, враг «оставит после себя лишь выжженную землю... ничуть не заботясь на мирном населении»
[1614]. Конечно же, в этих словах не было ни капли здравого смысла. Но пострадали бы очень многие, начни нацисты претворять их в жизнь. Альберт Шпеер решил воспрепятствовать этому. Совершив несколько поездок на передовую, он договорился с симпатизировавшими ему представителями командования о том, чтобы те игнорировали распоряжение Гитлера. Министр также узнал, что гаулейтеры готовились затопить угольные шахты, взорвать подъемники и заблокировать проходы. Вместе с несколькими единомышленниками Шпеер втайне демонтировал взрывные устройства, а затем на встрече с гаулейтерами, сумел убедить некоторых в нецелесообразности исполнения приказов фюрера. До этого он договорился с Хейнрици, Моделем и Гудерианом сохранить (насколько позволяла обстановка) инфраструктуру на территориях, оказавшихся в зоне военных действий как на Востоке, так и на Западе
[1615].
В столице Гитлер, узнав о попытках министра военной промышленности убедить гаулейтеров не подчиняться его распоряжениям, заявил, что тот сохранит свой пост, лишь если сумеет убедить его, фюрера, в победе. Шпеер возразил, сказав, что, напротив, ничуть не сомневается в грядущем поражении. Позже он вспоминал, что Гитлер переспросил его «почти умоляюще», «и на мгновение я подумал, что просительный тон фюрера куда убедительнее его властных манер. При других обстоятельствах я, возможно, не стал бы настаивать и сдался. Но на этот раз поддаться его чарам мне не позволяла мысль о его разрушительных планах»
[1616]. Для принятия окончательного решения фюрер предоставил Шпееру сутки. Он написал предварительный отказ, но секретари Гитлера сообщили ему, что фюрер не сможет прочесть его письмо: дело в том, что им запретили использовать машинки с большими буквами, на которых они печатали документы специально для близорукого шефа. Шпеер сдался. Вернувшись в Имперскую канцелярию, он сказал Гитлеру: «Мой фюрер, я вас поддерживаю безоговорочно». Глаза Гитлера наполнились слезами умиления и радости, и министр военной экономики избежал снятия с должности. Более того, он обязался проследить за исполнением «приказа Нерона» и, таким образом, вернул себе большую часть утраченных полномочий. 30 марта 1945 г. Шпеер убедил фюрера дополнить директиву разъяснениями: теперь уничтожению подлежали лишь те промышленные предприятия, которые противник мог бы использовать для укрепления своей военной мощи. В соответствии с этим можно было не разрушать весь завод, а лишь ограничиться выведением части его оборудования из строя. Шпеер продолжал сопротивляться партийным фанатикам, жаждавшим превратить все вокруг в пустыню. Однако к тому времени сами рабочие изо всех сил пытались уберечь промышленные предприятия, фабрики и шахты, и многим это удалось
[1617]. И все же подобные разногласия постепенно утрачивали актуальность в связи с тем, что войска союзников все ближе и ближе подбирались к сердцу Германии.
В последние недели войны вместо отчаянного пораженчества Гитлер вдруг начал демонстрировать непоколебимую веру в свою способность переломить ситуацию. Он продолжал надеяться на раскол между западными союзниками и Советским Союзом. Одни, в их числе был и начальник Генштаба сухопутных войск Гейнц Гудериан, выступали за капитуляцию на Западе, чтобы бросить все силы на оборону Берлина от Красной Армии, в надежде на то, что это убедит Великобританию и США присоединиться к борьбе против господства русских в Центральной Европе. Но Гитлер и слышать не желал ни о какой, даже частичной, капитуляции и обвинял Гудериана в государственной измене. Какое-то время Гудериан был не у дел, а с конца января 1945 г. встречи фюрера с ним проходили в присутствии молчаливого и грозного главы РСХА Эрнста Кальтенбруннера. Другие высокопоставленные лица — в частности, Геринг и Риббентроп — носились с аналогичным планом, но никаких конкретных шагов для начала мирных переговоров с западными союзниками, учитывая непримиримую позицию Гитлера, не предпринимали. Сам фюрер объяснял неуступчивость Великобритании конфликтным нравом Черчилля. К тому же он полагал, что ему будет легче заключить мир со Сталиным, поскольку советскому лидеру не было нужды убеждать в своей правоте независимое общественное мнение, от которого зависели западные лидеры. В то же время Гитлер сомневался, что Сталина удастся усадить за стол переговоров, пока Красная Армия не потерпит под Берлином сокрушительное поражение, которое не оставит ему альтернатив. В любом случае Германии не оставалось иного выхода, как сражаться дальше
[1618].
Попытка покушения 20 июля 1944 г. не прошла для Гитлера бесследно. Взрыв временно избавил его от симптомов болезни Паркинсона — тремора кисти и предплечья левой руки, — которые в середине сентября 1944 г. вновь проявились. К этому же следует добавить головокружения, не позволявшие фюреру долго стоять на одном месте, и серьезная травма уха, лечение которой длилось не одну неделю. 23 сентября 1944 г. Гитлер перенес сильные желудочные колики, четыре дня спустя появились признаки желтухи. Все это было следствием сильного переутомления, и фюрер слег с высокой температурой. Лишь 2 октября 1944 г. Гитлер начал поправляться, похудев за время болезни на 8 килограммов. Лечивший его отоларинголог, заручившись поддержкой другого врача Гитлера, Карла Брандта, пытался объяснить возникшие симптомы действием пилюль, прописанных фюреру доктором Морелем. В ответ Гитлер разогнал всех врачей, вновь доверившись лишь квалификации Мореля. Более того, сам факт, что Гитлер пошел на поправку, принимая ранее прописанные пилюли, опровергал утверждения врачей о том, что Морель якобы пытался отравить фюрера
[1619]. Однако, если верить мемуарам Альберта Шпеера, еще за несколько месяцев до самоубийства здоровье Гитлера неуклонно ухудшалось. К началу 1945 г. диктатор
