Если бы такая бомба существовала, размышлял впоследствии Шпеер, Гитлер без малейших колебаний воспользовался бы ею. В сентябре 1939 г., просматривая кинохронику о бомбардировке Варшавы, завершавшейся кадрами с пикирующим бомбардировщиком на фоне карты Великобритании, Гитлер обронил Шпееру: «Вот что их ожидает! Вот так мы их и уничтожим!» В рамках предоставленного Шпеером финансирования Гейзенберг и его группа создали циклотрон, на котором летом 1944 г. был успешно проведен эксперимент по расщеплению атомного ядра. Но для дальнейших опытов не хватало урана, поскольку с 1943 г., когда поставки вольфрама из Португалии были перекрыты, все имевшиеся резервы этого металла шли на изготовление сердечников бронебойных снарядов
[1506]. Кроме того, обычная внутриведомственная свара за распределение средств не позволяла сосредоточить все необходимые ресурсы в одном месте. Тем более что кроме группы ученых под руководством Гейзенберга существовала и еще одна. Возглавлял ее молодой физик Манфред фон Арденне при поддержке (как ни удивительно) имперского министра почт Вильгельма Онезорге. Друг министра и личный фотограф фюрера Генрих Гофман убедил Гитлера лично поинтересоваться ходом исследований. Арденне помогал военный, физик по образованию, Курт Дибнер, а группа состояла из сотни ученых, рассеянных по 17 различным учреждениям. Они добились определенных успехов при разработке тактического ядерного оружия, в отличие от бомбы Гейзенберга, использовавшего обогащенный плутоний. Однако последующие утверждения о том, что группа Арденне провела успешные испытания на острове Рюген в Балтийском море в октябре 1944 г. и затем 3 и 12 марта 1945 г. в Тюрингии, были восприняты историками с изрядной долей скептицизма. При производстве этого оружия также использовался труд заключенных концлагерей, и за время строительства полигона (к марту 1945 г.) погибло несколько сотен человек. Добились Арденне с Дибнером положительных сдвигов или нет, уже роли не играло: к тому времени необходимое количество как урана, так и плутония было недоступно
[1507]. Покровительство Гитлера также почти не ощущалось, потому что в глубине души он продолжал считать ядерную физику «еврейской наукой», равно как и министр образования, который попросту игнорировал исследования в этой области. Но даже если бы финансы, рабочая сила и все необходимые компоненты и были бы доступны, времени все равно не оставалось. Германия не обладала ресурсами, даже отдаленно сравнимыми с теми, которые на создание атомного оружия направляли США, но даже американцы завершили разработку бомбы лишь в 1945 г., причем прежде чем страна получила принципиально новое оружие, Манхэттенский проект поглотил не один миллиард долларов, усилия множества ученых и гигантские объемы сырья
[1508].
Потенциально не менее опасными были и нервно-паралитические газы, разработанные концерном «ИГ Фарбсн». В 1938 г. ученые этого предприятия Шрадер, Амброс, Рюдигер и Ван дер Линде синтезировали весьма ядовитое органофосфорное соединение, которое по буквам своих фамилий назвали «Зарин». Как директор концерна и глава особого комитета Министерства вооружений, ответственного за боевые газы, Амброс занял особенно радикальную позицию в пользу дальнейшей разработки химических средств поражения. В их число входил уже готовый к производству табун, а также зоман, синтезированный в начале 1944 г. в Химическом институте кайзера Вильгельма под руководством Рихарда Куна. В 1942 г. промышленное производство зарина и табуна началось на одном из химических предприятий севернее Бреслау (Вроцлава). Уже к июню 1944 г. было синтезировано 12 000 тонн табуна. Нервно-паралитические газы испытывались на животных и, предположительно, на узниках концлагерей, однако неопровержимых доказательств тому нет. Вместе с тем возникли серьезные проблемы, которые предстояло решить перед запуском в серийное производство боевых отравляющих веществ. На стадии разработки боевые отравляющие вещества нервно-паралитического действия, смертельно опасные даже при попадании минимальных доз на кожу, вызвали судороги и другие симптомы отравления у более чем 300 рабочих (большинство из них трудилось принудительно), а также унесли жизни не менее 10 человек. Но глава Германского трудового фронта Роберт Лей, по образованию химик, пришел в восторг от этого нового оружия. Альберт Шпеер вспоминал, как однажды за неизменным бокалом крепкого вина, захлебываясь от восторга, Лей произнес: «Знаешь, я слышал, теперь у нас появился новый отравляющий газ. Фюрер должен его использовать. Просто обязан! Если не сейчас, то когда?! Это наш последний шанс! И ты должен убедить его, что час настал». Гитлер всерьез обдумывал идею использовать газ против Красной Армии. Но Шпеер знал, что заводы, производившие основные компоненты, настолько сильно пострадали от бомбежек, что реализовать эту идею было невозможно
[1509].
В любом случае эффективных средств защиты от газов не существовало, и потому использовать их на поле боя было крайне рискованно. А вдруг ветер переменится и понесет газ обратно на немецких солдат? Не менее рискованной представлялась идея наполнять боевыми отравляющими веществами снаряды и бомбы. Здесь никто не мог сказать с определенностью, куда устремится газовое облако после взрыва такой бомбы. Главный уполномоченный Гитлера по химической войне (а также его личный врач) Карл Брандт, подобно другим ученым, был убежден, что благодаря ресурсному преобладанию разработка и производство нервно-паралитических газов у союзников налажены гораздо лучше. Начни Германия применять газы, рассуждал он, вражеское превосходство в воздухе лишит рейх всякой защиты, если англичане и американцы решат ответить тем же. В подтверждение его опасений производство противогазов в Германии резко возросло осенью 1944 г., тогда за несколько месяцев сумели изготовить несколько миллионов противогазов. В действительности союзники не имели новых боевых огравляющих веществ, хотя и хранили запасы фосгена и иприта. Они запаслись и противогазами: в Великобритании мирным жителям их раздали несколько миллионов штук еще до войны. Однако крайне сомнительно, чтобы столь примитивное средство могло защитить от зарина или табуна
[1510].
Самолеты-снаряды, ракеты, атомные бомбы и нервно-паралитические газы были далеко не единственными образцами высокотехнологичного оружия, которые разрабатывались в Германии во время войны. Как отмечал Шпеер, к 1944 г. подготовили несколько видов «чудо-оружия»:
