Между тем лишь 18 января 1944 г., когда Шпеер заболел, Гиммлер попытался взять завод под свой полный контроль и превратить в очередное предприятие разросшейся экономической империи СС. И только спустя два месяца, так и не сумев убедить Вернера фон Брауна следовать его планам, Гиммлер приказал арестовать конструктора, его брата и двоих ближайших коллег по обвинению (абсолютно ложному) в причастности к левой группе Сопротивления и попытках саботировать ракетную программу. Но вскоре Шпеер упросил Гитлера, навестившего его во время болезни, освободить ученых. Немалое давление на фюрера оказывал и Вальтер Дорнбергер, армейский офицер, всецело ответственный за проект «Фау-2». Гиммлер должен был освободить конструкторов в силу их научной и технической ценности, и его попытка захватить предприятие закончилась ничем. Арест фон Брауна помог конструктору после войны, когда ему пришлось отстаивать свою невиновность, выдавая себя на суде за далекого от политики технического специалиста. В последующие месяцы компетентность ученого подверглась жесточайшей проверке: во время испытательных полетов ракеты неизменно взрывались, а первые модели, сошедшие с конвейера, также оказались негодными. Неудивительно, что избиения, ужасное физическое состояние и низкая квалификация рабочих-узников снижали качество продукции. Постоянные улучшения и отладка свидетельствовали о том, что до конца войны проект исправлялся не менее 65 000 раз. Даже когда в лагере построили бараки и ввели различные послабления, зверское обращение охраны и надзирателей с заключенными не изменилось. Также нет доказательств тому, что Дорнбергер, фон Браун или Шпеер пытались изменить ситуацию к лучшему. Лишь в сентябре 1944 г., когда удалось наконец преодолеть первоначальные трудности, на Лондон упали первые ракеты. Вскоре завод выпускал более 20 ракет в день, или до 700 в месяц
[1500].
К тому времени управлением производственной программой занималась не армия, утратившая значительную часть влияния у власть предержащих после покушения в июле 1944 г., а компания, основанная ракетостроителями, пытавшимися выйти из подчинения Каммлера и СС. Условия содержания в Дора-Миттельбау лишь ухудшились с прибытием 1 февраля 1945 г. нового коменданта лагеря Рихарда Байера, который прежде руководил Освенцимом, а теперь получил приказ подавить возникшую в среде заключенных группу Сопротивления. Байер распорядился избивать до смерти бывших немецких коммунистов и устраивал показательные казни; например, в марте 1945 г. 162 узника заставили смотреть на истязания одного своего товарища. Вскоре лагерь эвакуировали. Но когда лагерь был освобожден войсками союзников, в Дора-Миттельбау они обнаружили 600 обессиленных рабочих и еще 405 человек в малом лагере неподалеку — их оставили, потому что они бы просто не выдержали переезда.
К тому времени завод и комплекс в Пенемюнде успели изготовить около 6000 ракет, Миттельверк также выпустил несколько тысяч «Фау-1». Всего состоялось 3200 успешных запусков «Фау-2», причем нацеленных не на Лондон, а на другие объекты в Бельгии. От V-2 не было спасения: они падали почти отвесно с гигантской скоростью около 2000 миль в час. Однако боевой заряд ракеты не превышал одной тонны взрывчатого вещества, и потому значительных разрушений она не оставляла. Общее количество жертв ракетных ударов не превышало 5000 человек. Таким образом, «Фау-2» была, как заметил исследователь Майкл Ной-фельд, «уникальным оружием: оно унесло больше жизней во время производства, нежели в результате боевого применения»
[1501].
IV
Еще весной 1942 г., как было сказано выше, генерал Фромм, которого через два года приказали арестовать за соучастие в покушении на Гитлера, весьма сомневался в грядущей победе. Но он не падал духом. Генерал был убежден, что одержать победу над массовыми военными программами Великобритании, США и Советского Союза возможно лишь с помощью сверхбомбы, которую разрабатывала группа физиков под руководством ученых-теоретиков Отто Гана и Вернера Гейзенберга. Предпринятые в 1930-е гг. попытки радикальных нацистских ученых отвергнуть теоретическую физику и особенно теорию относительности (как «еврейскую») были подавлены сообществом физиков во время драматической коллизии 15 ноября 1940 г. в Мюнхене
[1502]. Тогда было окончательно установлено, что сама теория является исключительно германской, а не еврейской. Однако за это время науке был нанесен немалый ущерб. Физики указывали на то, что в 1927 г. немецкие ученые опубликовали 47 статей по ядерной физике, а американцы и англичане — лишь 35. Однако к 1939 г. это соотношение резко изменилось: германские исследователи написали всего 166 статей, тогда как их англо-американские коллеги — 471. Кроме того, в то время в США имелось тридцать ускорителей элементарных частиц, а в Германии — один-единственный
[1503]. Возможные военные последствия вызывали серьезные опасения. Также в 1938 г. Ган обнаружил, что во время бомбардировки нейтронами уран излучает достаточно энергии, чтобы вызвать цепную реакцию практически неизмеримой разрушительной силы. Но Германия явно отставала в технологической гонке и потому не могла довести это открытие до практического применения
[1504].
Тем не менее Гейзенберг упорно пытался создать атомную бомбу. И вскоре столкнулся с непреодолимыми трудностями. При том, что еще до войны датский ученый Нильс Бор экспериментально доказал, что лучшим веществом для военных целей являлся Уран-235, Гейзенберг и Ганн не только не сумели рассчитать его количество, необходимое для бомбы, но и не нашли надежного метода, позволяющего контролировать деление ядра в процессе производства. Они верно полагали, что для последней цели необходима «тяжелая вода» или дейтерий (изотоп обычной воды), и казалось, успех был уже близок, едва в апреле 1940 г. немецкие войска захватили в Норвегии единственный в мире завод, способный производить дейтерий в больших количествах. Но разведка союзников, понимая значимость этого объекта, организовала в 1943 г. серию диверсий и бомбардировок, в результате которых завод перестал существовать. Но и это не натолкнуло исследовательскую группу на мысль о важности графита и дейтерия для контроля над ядерной реакцией. Даже при солидных денежных вливаниях и бесперебойных поставках всех необходимых ресурсов на создание бомбы ушло бы два, возможно, и три года. Как и армейские генералы, Шпеер понимал, что столько времени Третий рейх ждать не мог. И средства, необходимые для решения вполне реальных текущих задач: производства самолетов, танков, подлодок, оружия, боеприпасов и экипировки, одним словом, всех необходимых вооружений для скорого разгрома Красной Армии, блокирования транспортных путей англичан через Атлантику и подготовки к неминуемому нападению американцев, пошли бы на создание непонятно чего. Но Гейзенберг, лоббируя собственные интересы, сумел увлечь Шпеера своими идеями и все же добился финансирования, хоть и явно недостаточного. Уже летом 1942 г. было принято главное решение: продолжать исследования, но в относительно ограниченных рамках, потому что Гитлер и ведущие немецкие экономисты не рассчитывали на то, что война затянется и что с атомной бомбой можно будет повременить. Армия, прибравшая к рукам в 1940 г. Институт физики кайзера Вильгельма — главный исследовательский центр в той области, где работал Гейзенберг, вернула учреждение в ведение Имперского совета по научным исследованиям, поскольку разработки института имели лишь косвенное отношение к войне
[1505].
