Однако еще раньше возникла необходимость перенести производство в более безопасное место подальше от Пенемюнде. Самолеты-разведчики союзников сообщили тревожную информацию о различных местах, где велась разработка секретного оружия, и на уничтожение исследовательского комплекса в Пенемюнде было отправлено немногим меньше 600 бомбардировщиков. База пережила налет 18 августа 1943 г., хотя и сильно пострадала. Стремясь распространить и свое влияние на программу, Гиммлер убедил Гитлера в том, что производство следует разместить под землей, подальше от вражеских бомбардировщиков. Организацию нового производственного центра Гиммлер поручил старшему офицеру СС Гансу Каммлеру. Он имел инженерное образование и играл важную роль в Министерстве авиации, пока не был направлен на возведение лагерей смерти Освенцим-Бжезинка, Майданек и Бельжец. С начала 1942 г. Каммлер возглавлял строительное управление в Главном административно-хозяйственном управлении СС. По мнению Шпеера, он имел поразительное сходство с Рейнгардом Гейдрихом: «светловолосый, голубоглазый, с вытянутым лицом, всегда опрятный и обходительный», но в то же время «черствый и беспощадный интриган, фанатично преданный цели, крайне расчетливый, равно как и беспринципный». Хотя сначала Шпеер поддерживал с Каммле-ром хорошие отношения, находил привлекательной его «холодную непредвзятость» и считал его во многом своим «зеркальным отражением» — Каммлер тоже был образованным выходцем из среднего класса, который «довольно быстро достиг больших успехов в областях, в которых не являлся специалистом»
[1489]. Осмотрев различные места, Шпеер, Каммлер и группа ученых-разработчиков остановили свой выбор на старой гипсовой шахте, расположенной в горах Гарц, неподалеку от городка Нордхаузен в Тюрингии. Каммлер начал спешно готовить перестройку шахты в новый ракетный производственный центр — благодаря своему географическому положению, известный как «Миттельверк» (Mittelwerk) — и организовал доставку подлежавшего восстановлению оборудования и документов из Пенемюнде
[1490].
Чтобы начать производство, СС организовала рядом с заводом отделение Бухенвальда под называнием «трудовой лагерь “Дора”». К октябрю 1943 г. 4000 заключенных, в основном русских, поляков и французов, работали в шахте: взрывали, копали, смешивали и укладывали бетон; к концу ноября 1943 г. их число удвоилось. «Не обращайте внимания на жертвы, — говорил Каммлер, — работу нужно завершить, и как можно скорее»
[1491]. Чтобы не тратить время и деньги на строительство жилых бараков за пределами шахт, которые планировались изначально, Каммлер приказал СС отгородить глухие тоннели с 43-го по 46-й, где узников заставили сколотить из дерева четырехъярусные кровати. Сырость и холод — температура в тоннелях никогда не превышала 15 градусов по Цельсию — усугубляла вездесущая пыль от подрывных работ. Санузлы отсутствовали, воды постоянно не хватало, и заключенные не могли умыться. Самодельные туалеты представляли собой распиленные пополам огромные бензиновые бочки с деревянными бортами. Излюбленная шутка солдат СС заключалась в том, чтобы подойти сзади, когда рабочий присаживался над бочкой, и столкнуть его вниз. Узники, которым приходилось спать на одной койке по двое, а то и по трое, быстро превращались в грязных, завшивленных оборванцев
[1492]. Один французский пленный описывал свое прибытие в лагерь 14 октября 1943 г.:
Капо и эсэсовцы бешено гонят нас внутрь, орут и осыпают ударами, угрожают наказать... Шум буравит мозги и дерет нервы. Сумасшедший ритм длится пятнадцать часов. Заходим в спальный тоннель... Даже не пытаемся дотянуться до нар. Одурев от усталости, мы валимся прямо на землю, на камни. Капо подгоняют в спину, и те, кто позади, спотыкаются о своих товарищей. Вскоре более сотни отчаявшихся мужчин, изнуренных до предела и обессиливших от жажды, лежат и надеются уснуть, но так и не удается: даже здесь слышно, как орут охранники, гремят машины, грохочут взрывы и ударяет колокол
[1493].
Заключенных держали в тоннелях постоянно и выводили на свет только раз в неделю, когда заставляли стоять по несколько часов на еженедельных перекличках. Многие заболевали дизентерией, а тех, кому не хватало сил добраться до плаца на поверхности, эсэсовцы безжалостно избивали и нередко до смерти
[1494].
В дальнейшем, во время Нюрнбергского процесса, Шпеер утверждал, что ни разу не приезжал ни в один концлагерь и Дора-Миттельбау не упоминал
[1495]. Однако в действительности, как свидетельствуют записи его министерства, Шпеер посещал новый завод по производству «Фау-2» 10 декабря 1943 г. Позднее он открыто признавал, что был потрясен условиями, в которых работали заключенные. Согласно его мемуарам, Шпеер тут же приказал создать для узников надлежащие условия, обустроить туалеты и улучшить питание
[1496]. Однако в служебном журнале не упоминается, чтобы кто-нибудь возражал; напротив, 17 декабря 1943 г. Шпеер написал Каммлеру, поздравив его с успешным завершением нового производственного центра всего за два месяца. По его словам, такое достижение «значительно превосходит все, что когда-либо создавалось в Европе, и является непревзойденным даже по американским стандартам»
[1497].
Не ранее 13 января 1944 г. главный врач Имперского министерства военной экономики доложил об ужасном состоянии здоровья заключенных на основании проведенного министерством собственного расследования. Число смертельных случаев возросло с 18 в октябре 1943 г. до 172 в ноябре и 670 в декабре. За 6 месяцев существования лагеря погибло 2882 пленника. Чтобы избавиться от трупов, к марту 1944 г. соорудили крематорий. Только в мае 1944 г., когда установилась теплая погода и были закончены внешние бараки, смертность начала снижаться
[1498]. В итоге из 60 000 узников, которые трудились на заводе и жили в Дора-Миттельбау и 30 менее крупных других лагерях, разбросанных вокруг завода, 20 000 умерло от болезней, голода и побоев
[1499].
