Тем не менее другие историки и социологи (особенно молодые) жаждали участвовать в идеологической войне, причем не столько во благо Германии, сколько в интересах нацизма. Специалисты по истории Восточной и Центральной Европы, такие как Теодор Шидер и его коллега Вернер Конце, утверждали, что большая часть этого региона исторически принадлежит Германии, и настаивали на изгнании евреев из этих земель, дабы освободить их для немецких поселенцев. В памятной записке, представленной Гиммлеру, Шидер рекомендовал депортировать евреев за границу, а часть польского населения вывезти дальше на восток. Другие историки старшего поколения, в их числе Герман Аубин и Альберт Бракман, предлагали себя в качестве экспертов, способных определить «исконно немецкие» земли на востоке Европы в рамках программы по выселению прежних местных жителей. Статистики подчитывали процентное соотношение евреев и прочих национальностей, демографы детально прогнозировали рост населения после «германизации», экономисты анализировали издержки и выгоду депортаций и расстрелов, а географы очерчивали на картах территории, которые предстояло вновь заселить и освоить. Результаты этой работы всецело укладывались в концепцию генерального плана «Ост», который предусматривал колоссальную по масштабам расовую чистку и земельное переустройство
[1360]. Участие в проекте большого числа энтузиастов свидетельствовало о стремлении многих ученых и исследовательских институтов повлиять или хотя бы участвовать в преобразовании Восточной Европы под властью нацистов. Более того, те же ученые бросились реализовывать грандиозные планы нацистского руководства по реформированию всей экономической, социальной и расовой структуры Европы. «Ученые не должны сидеть и ждать, пока их призовут, — писал Аубин Бракману 18 сентября 1939 г. — Они обязаны заявить о себе»
[1361].
Некоторые из этих деятелей в военные годы продолжали работать в университетах, тем не менее исследования, особенно в области естественных наук и физики, проводились (причем чаще, чем в мирное время) во внеобразовательных учреждениях, финансируемых крупными государственными организациями, в основном Немецким научно-исследовательским сообществом и Обществом кайзера Вильгельма. Эти организации пережили первые годы войны, сохранив свои довольно крупные бюджеты в немалой степени благодаря тому, что в правительстве о них попросту позабыли. Победы немецкой армии вызывали у многих неоправданно завышенное чувство гордости. Военные успехи на Западе в 1940 г. и последующее стремительное наступление на Советский Союз демонстрировали не только превосходство германского оружия, но и высочайшие достижения немецкой науки и техники. Лишь когда положение дел ухудшилось, нацистские лидеры обратились за помощью к ученым. Одним из инициаторов координации научных изысканий и направления их на нужды армии был Альберт Шпеер. Летом 1943 г. был учрежден Имперский научно-исследовательский совет, призванный привлечь источники финансирования и согласовать усилия ученых из множества институтов, которые постоянно соперничали в разработках новых видов вооружений и технологий. Однако люфтваффе и вермахт настояли на создании собственных исследовательских центров, в результате чего работа большого числа ученых оказалась рассредоточена и децентрализована. Таким образом, планы Имперского научно-исследовательского совета, пытавшегося внедрить четкую стратегию, не позволявшую нескольким научным группам тратить силы и время на решение одной и той же задачи, так и не сбылись
[1362].
Во время войны исследования охватывали весь спектр целей и замыслов нацистского правительства. В специально организованном институте в Афинах ученые трудились над повышением урожайности и качества продовольствия для будущих немецких поселенцев на Востоке, а ботанический отряд СС на Восточном фронте собирал образцы растений для выяснения их питательной ценности
[1363]. Подобная работа предполагала обоюдную договоренность: ученые не только служили режиму, но и охотно пользовались представившейся возможностью, взбежав по карьерной лестнице, продолжить собственные научные изыскания. Сотрудничество оказалось настолько интенсивным, что некоторые саркастически окрестили войну «прислужницей науки»
[1364]. Создание в 1942 г. Имперского института психологических исследований и психотерапии увенчало усилия Матиаса Геринга (двоюродного брата рейхсмаршала), стремившегося добиться признания в области, традиционно ассоциировавшейся с докторами-евреями, как, например, Зигмунд Фрейд. Институт изучал важные вопросы, связанные с войной, в частности, причины неврозов и нервных срывов у солдат, а также занимался исследованиями гомосексуальности, считавшейся в вермахте и СС истинной угрозой боевой доблести
[1365].
Расово-биологические исследования проводились не только институтами под управлением Общества кайзера Вильгельма, но и организацией Гиммлера «Наследие предков» («Аненэрбе»), научным подразделением СС
[1366]. Как в предвоенные годы, так и во время войны сотрудники «Аненэрбе» разъехались по всему миру в поисках доказательств своих абсурдных расовых и антропологических теорий. Организация снаряжала экспедиции в Скандинавию, Грецию, Ливию и Ирак, где участники пытались отыскать останки людей, живших в доисторическую эпоху, а двое ученых, осуществив множество раскопок на Ближнем Востоке, по ходу пути отправляли донесения немецкой разведке. Наиболее известные ученые, Эрнст Шефер и Бруно Бегер, возглавили экспедицию СС на далекий Тибет, где сфотографировали около 2 тысяч местных жителей, обмерили 376 человек и изготовили гипсовые слепки семнадцати из них. Генрих Харрер, уже ставший знаменитым после покорения горы Эйгер, прославился еще больше, совершив по приказу Гиммлера экспедицию в Гималаи. В самом начале войны он угодил в плен к англичанам, но затем бежал и прожил семь лет в Тибете, позже написав об этом всемирно известную книгу воспоминаний. После захвата этнически и культурно смешанных регионов Крыма и Кавказа, где выделить евреев из местного населения было крайне затруднительно, Гиммлер направил туда Шефера и Бегера, чтобы те попытались разобраться и разработали метод, позволявший в точности идентифицировать евреев для последующего их уничтожения. Задолго до этого Бегер всерьез увлекался изучением гипотетических характеристик еврейской расы. Лишившись возможности продолжать работу после наступления Советской армии в 1943 г., он перебрался в Освенцим, где отбирал и обмерял заключенных-евреев, изготавливал слепки их лиц, будучи прекрасно осведомлен, какая участь ждет их. Затем Бегер направился в концлагерь в Нацвейлере. Там он ассистировал недоброй памяти патологоанатому Августу Хирту, чье лицо было обезображено ранением, полученным в годы Первой мировой войны. В лагере они стали коллекционировать черепа евреев, делали рентгеновские снимки отобранных пленников, а после казни в газовой камере вымачивали их тела в особом химическом растворе для отделения мышц от костей и полученные таким образом скелеты отправляли в замок Миттерзилль, где располагался архив «Аненэрбе». Эти ужасающие эксперименты прекратились только с приходом войск союзников
[1367].
