С началом войны наиболее востребованной стала всевозможная литература эскапизма. Геббельс поощрял издание эротики, «умеренной» порнографии и распространение этих «шедевров» среди солдат; в то время как юмористические произведения и сборники анекдотов неплохо продавались. Вернулись на полки магазинов и романы Карла Мая — нареченного любимым писателем Гитлера — о Диком Западе, которые, по мнению военных читателей, научили их многому, в т.ч. и тому, как сражаться с советскими партизанами на Восточном фронте. В этой ситуации писатели все больше искали утешения во «внутренней эмиграции» или переключались на исторические романы, если не затихали вовсе. Вернер Бергенгруен, чьи работы до 1939 г. воспринимались обществом как завуалированная критика нацизма, в 1940 г. продал 60 тыс. экземпляров романа «На небе как на земле», а год спустя книга была запрещена. Лишившись возможности напрямую обращаться к читателям, он писал анонимные стихи и тайно, на свой страх и риск, распространял. Под запрет попал и распроданный в 1941 г. роман Франка Тиса «Царство демонов», тогда как его следующая книга — «Неаполитанская легенда» — встретила гораздо меньшее сопротивление, потому что не содержала прямых намеков на происходящее в стране. Сложность романов «внутренней эмиграции» состоит в том, что их основную идею можно раскрыть, лишь старательно вглядываясь между строк и скорее воссоздавая то, что люди сами вкладывали в прочитанное, нежели постигая замысел автора. После войны Тисс гневно заявил в ответ изгнанному Томасу Манну, что претендовать на звание духовного лидера немецкой демократии в праве лишь тот, кто остался в Германии и противостоял режиму. Тем не менее книги этих писателей, равно как и других авторов, не преследуемых нацистами, помогали читателям отвлечься от тягот военной жизни, выражая общее стремление внутренне отдалиться от сурового быта
[1268].
II
Из всех средств агитации, доступных Министерству пропаганды, больше всего денег, как ни удивительно, выделялось театру, который получал более 26% всех субсидий, выделенных на нужды искусства, тогда как кинематографу, например, доставалось только 12%. В первые годы войны в Германии насчитывалось не менее 240 региональных, государственных, местных и муниципальных театров на 222 тыс. мест, а также около 120 частных и прочих театров. В 1940 г. было распродано около 40 млн билетов, и примерно четверть из них приходилась на коллективные кинопросмотры для солдат и рабочих оборонных предприятий. После закрытия многих увеселительных заведений и мест досуга спрос весьма возрос
[1269]. Также во время войны развивался частный и самодеятельный туризм, а программа Немецкого трудового фронта «Сила через радость» была крайне урезана, туры за рубеж и по стране — сокращены, его корабли и транспортные средства — переоборудованы для нужд армии, а финансирование — перенаправлено на обслуживание военных
[1270]. На этом фоне театр стал важной альтернативой.
Весной 1942 г. служба безопасности СС отмечала: «Во время войны посещаемость многих театров возросла, как никогда прежде. В больших городах купить билет в обычной кассе практически невозможно»
[1271]. В начале войны Геббельс заявлял, что современный репертуар должен избегать «преувеличений и стилистической размытости, которые противоречат духу времени и национальным чувствам народа»
[1272]. Однако он понимал, что большинство театралов, особенно новички, больше всего жаждали развлечений. Театральным распорядителям запретили ставить пессимистичные и грустные пьесы. Также запрет распространялся на произведения авторов из вражеских стран (редчайшим исключением был Шекспир). После 2 июня 1941 г. со сцен исчезли пьесы Чехова. Дирекция театров делала все возможное, чтобы обойти запреты. Они ставили современные версии немецкой классики, в т.ч. трагедии, а позже называли свою работу театральным оазисом в культурной пустыне нацизма. Ничто не могло скрыть того факта, что под влиянием запрета на многих зарубежных авторов театральный репертуар оскудел. Массовый спрос на комедии и ненавязчивые развлечения крайне снизил качество всего, что показывали на немецкой сцене в те годы. Естественно, как и в других областях искусства, в театре люди видели способ бегства от реальности
[1273]. С 1943 г. подобный способ эскапизма стал все менее доступным, потому как многие театры один за другим уничтожались бомбами союзников, а это нередко приводило к тому, что актеры и рабочие сцены попадали на фронт или на военные заводы. Когда же в августе 1944 г., будучи Главным уполномоченным по мобилизации на «тотальную войну», Геббельс приказал закрыть все театры, кабаре и мюзик-холлы, он действовал скорее по воле обстоятельств, нежели из искренних побуждений
[1274].
Подобно театру в первые годы войны резко возросла и популярность кинематографа
[1275]. В 1942 г. было продано более миллиарда билетов, что в пять раз больше, чем в 1933 г. В среднем каждый немец посещал кинотеатр 13—14 раз в год. Чаще всего в кино ходила молодежь — по данным выборочного опроса, в 1943 г. более 70% людей в возрасте от 10 до 17 лет ходили в кино не реже раза в месяц, а 22% — не реже раза в неделю. Всех желающих обслуживали не только свыше семи тысяч кинотеатров, но и множество передвижных кинопроекторов, которые не только разъезжали по сельской местности, но и добирались на фронт, где развлекали солдат. Ежегодно с 1939 по 1944 гг. немецкие киностудии снимали около 60-70 фильмов, которые демонстрировались во всех оккупированных странах Европы
[1276]. Все киностудии принадлежали государству, с 1942 г. централизованно управлялись и были оборудованы по последнему слову техники. По приказу Министерства пропаганды, каждый киносеанс должен был содержать один «просветительский фильм» на темы естествознания, повествующий о «воспитательной работе» Германии в Польше, а с 1943 г. — инструктирующий население о правилах безопасности во время авианалетов
[1277].