Он повторил свои слова, и я присела — возразить мне было нечего. — Посмотрите, — продолжил он наставлять меня, — до чего евреи довели Россию и Америку. И мы только сейчас это поняли.
Когда Луиза Зольмиц осмелилась упомянуть о своем муже-еврее, чиновник был просто ошеломлен. «Ваш муж все еще здесь?!» — воскликнул он в недоумении
[1233].
IV
Кое-кто, по мере возможностей, все же пытался спасать евреев. Хорошо известна история бизнесмена Оскара Шиндлера: немец чешского происхождения и член нацистской партии, он приобрел лакокрасочный завод в Кракове, когда его владелец, еврей, был лишен права собственности. Шиндлер нанял 1100 рабочих — евреев из исправительно-трудовых лагерей, кроме того, он занимался торговлей трофейными произведениями искусства на черном рынке и не брезговал коррупционными сделками. Со временем отношение нацистов к польским евреям стало приводить Шиндлера в ярость, и он сумел использовать деньги и связи ради защиты своих подопечных. Когда Советская армия приблизилась к границам Германии, Шиндлер получил разрешение вывезти рабочих на оружейный завод в Судеты, который, впрочем, никакого вооружения не производил. Евреи пережили войну, но их спаситель потерял почти все свое состояние и так и не смог разбогатеть в послевоенные годы. В 1948 г. Шиндлер переехал в Аргентину, но через десять лет обанкротился и вернулся в Германию. Сначала он жил во Франкфурте, затем в Хильдесхейме, а в 1974 г. умер в возрасте 66 лет, не имея гроша за душой
[1234].
Другой спаситель — бывший школьный учитель, верующий католик и офицер германской армии Вильм Хозенфельд — также принимал на работу евреев и поляков в армейское спортивное ведомство в Варшаве, чтобы защитить их от ареста. «Скольким я уже помог!» — писал он своей жене 31 марта 1943 г. «Моя совесть не настолько запятнана, чтобы бояться наказания», — признался Хозенфельд в письме несколько месяцев спустя
[1235]. 17 ноября 1944 г. он наткнулся в гетто на одного умиравшего от голода еврея, который жил в заброшенном доме, где Хозенфельд планировал обустроить новый штаб
[1236]. Этот несчастный оказался знаменитым пианистом, популярным в предвоенной Польше благодаря своим радиоконцертам. Звали его Владислав Шпильман. Хозенфельд прятал его на чердаке дома, нижние этажи которого были заняты немецким командованием, и тайком приносил затворнику еду и зимнюю одежду. Так продолжалось до тех пор, пока немцы не покинули город. Из соображений безопасности он не раскрыл Шпильману своего имени и ни строчки не посвятил ему в своем дневнике. И только в 50-е гг. пианист, вернувший себе к тому времени популярность в Польше, выяснил личность своего спасителя
[1237].
Находились и другие, менее известные люди, кто помогал скрываться нескольким тысячам евреев в Берлине, Варшаве, Амстердаме и многих других оккупированных городах. Среди них были различные группы подпольщиков, объединенные социалистическими, религиозными или общечеловеческими идеалами, такие как разведотряды, благотворительные общества, студенческие клубы и целый ряд бывших подпольных организаций. Немало евреев, особенно во Франции, сумело укрыться в лесах при поддержке сочувствующих им фермеров и крестьян. Одной из множества организаций, занимавшихся спасением людей, было Общество охранения здоровья еврейского населения, основанное в 1912 г. в России. Французское отделение общества укрыло несколько сотен еврейских детей, бежавших из Германии и Австрии, снабжало их подложными документами, расселяло по нееврейским семьям, члены которых шли на риск ради спасения детей, или же нелегально переправляло в Испанию и Швейцарию. Всего подобным группам подпольщиков удалось спасти многие тысячи евреев или благополучно вывезти их из оккупированной нацистами Европы
[1238]. Хотя эти тысячи, конечно, несравнимы с миллионами погибших.
Некоторые немцы также пытались рассказать за пределами захваченной немцами Европы об истреблении людей. В конце июля 1942 г. немецкий промышленник Эдуард Шульте, который был на дружеской ноге со многими членами нацистского правительства, отправился в Цюрих, где поведал своему коммерческому партнеру-еврею о планах Гитлера к концу года полностью очистить Европу от евреев. По его словам, до 4 миллионов будут вывезены на восток, где будут умерщвлены, предположительно серной кислотой. Эти сведения попали к главе Всемирного еврейского конгресса Герхарду Ригнеру, который передал их по телеграфу через британские и американские посольства в свой офис в Нью-Йорке. Информацию восприняли с немалым скепсисом. Преступление казалось невероятным по своим масштабам. Правительство США рекомендовало конгрессу сохранить сообщение Ригнера в секрете до поступления подтверждений из независимых источников
[1239]. Более достоверную и ценную информацию мог предоставить только очевидец. Одним их них стал эксперт по дезинфекции в Институте гигиены войск СС Курт Герштейн. Летом 1942 г. Главное управление имперской безопасности поручило ему доставить сто килограммов «Циклона-Б» в Люблин для секретных целей. 2 августа 1942 г. он прибыл в Бель-жец и видел, как из Львова на поезде привезли евреев, им приказали раздеться, а затем украинские солдаты загнали их в газовые камеры якобы для дезинфекции. Там они прождали, плача и рыдая, два с половиной часа, пока механики снаружи пытались запустить дизельный мотор. Едва тот заработал — и ровно 32 минуты спустя, как пунктуально отметил Герштейн, все люди в камере были мертвы. Увиденное повергло его, благочестивого протестанта, в шок. На обратном пути из Варшавы в Берлин Герштейн рассказал обо всем шведскому дипломату Герану фон От-теру, который, осторожно выяснив личность собеседника, отправил детальный отчет в министерство иностранных дел Швеции. Отчет пролежал в министерстве почти до конца войны — чиновники сохранили его в тайне, опасаясь конфликта с Германией. Вернувшись в Берлин, Герштейн докучал своими рассказами папского нунция, лидеров Исповедующей церкви и швейцарское посольство, но безуспешно. Тем не менее Герштейн не оставил своего поста и не попросил о переводе, как можно было бы ожидать. Он продолжал доставлять партии «Циклона-Б» в лагерь и в то же время не оставлял свои тщетные попытки распространить информацию о происходящем. В конце концов, Герштейн написал три отчета о том, что видел своими глазами, дополнив их сведениями, добытыми в разговорах с другими очевидцами, и тайно хранил до конца войны, после чего предал огласке, передав американцам. После ареста по обвинению в военных преступлениях 25 июля 1945 г. Герштейн повесился в своей камере, по всей вероятности, не выдержав угрызений совести за совершенную ошибку или из чувства вины за тщетность предпринятых им усилий
[1240].
