Подобные акции, как мы уже видели, заставили епископа фон Галена осудить т.н. эвтаназию, имевшую место в 1941 г. Кроме того, подобные меры правительства вызвали огромную волну недовольства среди верующих. В частности, 31 мая 1941 г. появилось сообщение о том, что жители сельского округа города Эберманштадт в Баварии попросту отказываются выходить на работу в дни религиозных праздников:
Подавляющее большинство сельского населения сохраняет крепкую связь с религиозной общиной. Все попытки подорвать их лояльность натолкнулись на холодное неприятие, а кое-где доходило до недовольства и враждебности. В (официально отмененные) праздничные дни Вознесения имел место демонстративный протест против государственного запрета, как со стороны протестантов, так и католиков. Отмена праздника Вознесения в сочетании с запретом на процессии, паломничества и прочего в рабочие дни воспринимается лишь как оправдание постепенного и непрерывного упразднения всех церковных праздников в процессе всеобщего уничтожения христианских общин
[1195].
За участие в протестах против отмены праздников в одной лишь Баварии было арестовано около 59 священнослужителей. Такое сопротивление вызывало опасения. Однако ни один антихристианский закон не вызвал такого негодования, как декрет министра образования Баварии Адольфа Вагнера от 23 апреля 1941 г., предписывавший заменить школьные молитвы пением нацистских песен, убрать со стен классов распятия и религиозные изображения. Толпы разгневанных матерей собирались у школ, подчинившихся распоряжению, с требованием вернуть распятия на место. Спустя две недели потрясенный столь мощным сопротивлением людей Вагнер без лишней огласки отозвал свой декрет. «Горячие головы» из числа местных нацистов продолжали упорствовать, вызвав тем самым еще более массовые протесты и манифестации осенью 1941 г. Женщины собрали тысячи подписей под обращением, требовавшим от властей исправить положение. Можно ли поддерживать мужей в борьбе против безбожного большевизма — вопрошали они риторически, — если религию притесняют на родине? Женщин поддерживало пылкое пасторское послание кардинала Фаульхабера, зачитанное с церковных кафедр 17 августа 1941 г. Оппозиция явно не собиралась сдаваться. Униженный Вагнер был вынужден публично отозвать свой приказ, распорядился отпустить на свободу 59 священников, возвратить школам все распятия и дозволил читать молитвы (официально утвержденного образца) на утренних службах. Гитлер вызвал Вагнера после провала и пригрозил, что отправит его в Дахау, если тот совершит еще какую-нибудь глупость
[1196].
Успех протестующих послужил доказательством их преданности Вере и одновременно стал результатом непоследовательной политики нацистов. Если бы Вагнер разом принял все необходимые меры, шансы на успех были бы гораздо выше. Гитлер, Геббельс и даже Борман теперь понимали, что решение проблемы придется отложить до окончания войны. Дело в том, что противоборство с церковью служило слишком большим отвлекающим фактором и подрывало единство и боевой дух нации, особенно в связи с осложнившейся обстановкой на фронте. К 1942 г. отчеты о посещаемости протестантских церквей во Франконии вновь свидетельствовали о том, что волнения утихли
[1197]. На активистов партии все еще оказывалось давление с целью вынудить их порвать с церковью, но уступали лишь немногие. С другой стороны, ухудшение дел в Германии во время войны не побуждало широкие массы вновь обратиться к религии. Как говорилось в том же отчете, «серьезность сложившегося положения заставила лишь некоторых прихожан, на время отдалившихся от церкви, вернуться к участию в богослужениях. В целом большинство людей настроено апатично... К сожалению, среди молодежи наблюдается определенная склонность считать церковь не заслуживающей внимания»
[1198]. Судя по всему, Гитлер имел все основания полагать, что христианство само увянет, если Третий рейх продержится достаточно долго. Нацистское образование и пропаганда изымали молодое поколение из лона церкви.
Гонения, в особенности пережитые в 1941 г., заставили католических иерархов впредь проявлять особую осторожность относительно участия церкви в массовых протестах против режима. Епископы, интересовавшиеся «еврейским вопросом, обращением с русскими военнопленными, зверствами СС в России и др.», согласно неподписанному меморандуму (позже обнаруженному в личном архиве кардинала Фаульхабера), обращались с просьбами к нацистскому правительству сугубо в личном порядке и не позволяли себе никакой публичной критики преступлений режима, попиравшего права человека, в т.ч. и на частную собственность, свободу и жизнь немецких граждан. Тем не менее открытый протест состоялся 15 ноября 1941 г., но был подавлен распоряжением высшего духовного лица немецкой католической церкви, кардинала Бертрама
[1199]. Кардинал был больше других озабочен тем, чтобы не лезть на рожон, однако на протяжении многих лет католические епископы открыто не проявляли озабоченности массовыми убийствами евреев или участью советских военнопленных. Даже Клеменс фон Гален хранил молчание. В своей знаменитой проповеди 3 августа 1941 г., обвиняя кампанию по умерщвлению людей, он упомянул евреев, лишь риторически вопрошая, скорбит ли Иисус об одном только Иерусалиме или же о Вестфальской земле тоже. По мнению епископа, наивно было бы уверовать в то, что Иисус оплакивал лишь тех, кто «отринул Истину Господню, низверг Закон Божий и тем самым обрек себя на погибель»
[1200]. Если к фон Галену и обратился хотя бы один еврей в надежде, что тот поможет его народу, епископ утаил бы это и не стал бы предпринимать никаких шагов, даже неофициально
[1201].
Самым ярым в католической церкви сторонником открытого обличения преступлений режима против евреев был граф Конрад Прейзинг, епископ Берлинский. В августе 1943 г. он составил обращение к властям, рассчитывая, что его подпишут все епископы Германии. Обвиняя бесчеловечную депортацию евреев из страны, эта петиция, однако, ни словом не обмолвилась об уничтожении людей и содержала только просьбу о соблюдении прав человека подвергшихся депортации лиц. Но епископы отвергли обращение графа в пользу послания к пастве с увещеванием уважать право других народов на жизнь. Папский нунций заявил Прейзингу: «Любить соседа правильно и нужно, однако высшая соседская любовь состоит в том, чтобы не осложнять жизнь церкви»
[1202]. Безмолвствие германского католичества в немалой степени отражало растущую озабоченность Папы Пия XII коммунистической угрозой. В особенности понтифик забеспокоился, когда немецкие войска забуксовали на Восточном фронте, а Красная Армия перешла в наступление. Видимо, он не успел забыть о том, что ему довелось пережить в должности папского нунция в 1919 г. во время восстаний коммунистов и анархистов в Мюнхене. Об этих событиях Папа напомнил новому послу Германии в Ватикане, Эрнсту фон Вайцзеккеру, во время аудиенции в июле 1943 г. Во время войны Пий XII считал германский рейх единственной надеждой Европы в борьбе с коммунизмом, в особенности после свержения Муссолини, когда влияние коммунистических партизанских отрядов в Центральной и Северной Италии резко возросло. Папа также негласно осуждал требования союзников о безоговорочной капитуляции. Он направил свои усилия на использование международного нейтралитета Ватикана ради возможности заключения компромиссного мира, который не затронул бы антикоммунистической Германии. Во имя достижения этой цели Пий XII счел нецелесообразным высказываться против геноцида евреев, опасаясь скомпрометировать статус Ватикана. Однако это не удержало его от острых высказываний по поводу программы эвтаназии в письмах немецким епископам, равно как и не помешало публично выразить поддержку истерзанному народу Польши в мае и июне 1943 г., когда Папа повторил уже сказанное им в декабре 1939 г.
[1203].
