В пехотных дивизиях 59% солдат, родившихся после окончания Первой мировой войны, принадлежали нацистской партии. Из тех, кто родился в период с 1916 по 1919 г., 69% были членами Трудового фронта. 83% военнослужащих, родившихся в 1913—1917 гг., до 1939 г. уже проходили службу в армии. Доля тех, кто родился в 1910—1920 гг. и ко времени начала войны прошел через один из упомянутых общественных институтов, составляла в среднем 75%. При этом доля тех, кто прошел несколько таких институтов, составляла 43%. Таков был точный состав возрастных групп, большую часть войны составлявших ядро пехотных дивизий
[1055]. С течением войны в германской армии усиливалось идеологическое воздействие на офицеров и младших командиров, а через них — и соответствующая обработка личного состава. Так громко и настойчиво продвигаемая во времена Веймарской республики идея создания армии, находящейся вне политики, канула в прошлое. К моменту начала войны в армии было принято рассматривать призыв на службу и обучение воинским специальностям в качестве последнего и высшего этапа получаемого с ранних лет идеологического образования. Военнослужащий проходил обучение не только как боец, но и как полноценный член германского расового общества — и, в некоторых отношениях, как человек совершенно нового типа. От всех офицеров требовалось изучить и перестроить себя в соответствии с господствующими национал-социалистическими взглядами. В помощь для решения этой задачи предлагалось огромное количество книг, брошюр и прочей руководящей литературы. Во многих таких работах офицерам внушалась мысль о существовании мирового еврейского заговора против Германии и утверждалось, что евреи — это самые опасные и самые злые враги из всех, с которыми им предстоит сражаться. Читателей старались убедить в «праведном характере войны» и в том, что эта война соответствует духу национал-социализма. Интенсивная идеологическая обработка нацеливалась на людей, уже подготовленных к восприятию таких идей в школе, в гитлерюгенде, и воздействием геббельсовской пропаганды. Поэтому неудивительно, что многие немецкие военнослужащие, вступавшие в битву на Восточном фронте, представляли солдат Красной Армии в образе «недочеловеков, доведенных евреями до потери рассудка»
[1056].
Когда в Сталинграде окончательно рухнул миф о непобедимости германской армии (начавший таять еще в декабре 1941 г.), германское командование начало с удвоенным старанием убеждать солдат в том, что они сражаются за стоящее дело. В 1943 г. Гитлер заявил, что германский офицер должен быть политизирован. По мере ухудшения ситуации все большую важность обретала глубокая убежденность офицеров в идеях национал-социализма. 22 декабря 1943 г. Гитлер приказал создать группу по обеспечению «лидерства национал-социалистической идеологии в вооруженных силах». В начале следующего месяца фюрер в узком кругу сказал Геббельсу и еще нескольким высшим офицерам, что вся его армия должна обитать в едином ментальном пространстве, где все будут охвачены «фанатичным желанием» до конца сражаться за дело нацизма. Подготовка нацистских политических офицеров велась централизованно и в широких масштабах. Такие же меры предпринимались на флоте и в авиации. По сути, нацисты внедрили в германской армии новый институт, аналогичный институту политкомиссаров, занимавших столь важное место в Красной Армии. Эта роль еще больше усиливалась многочисленными курсами политического обучения, проводившимися вдали от линии фронта, и подкреплялась на армейских партийных конференциях. Со временем, по мере все новых и новых поражений приказы и распоряжения офицеров становились все более национал-социалистическими по своей сути, и в основном нацеливали личный состав на фанатичное сопротивление значительно превосходящим силам противника
[1057]. Разумеется, в рядах армии оставалось значительное количество офицеров и рядовых солдат, безразличных или даже враждебных нацистской идеологии — что определялось возрастом, жизненным опытом и укоренившимися представлениями. В целом же не приходится сомневаться, что политические занятия и идеологическая обработка оказывали на войска заметное влияние, побуждая их сражаться до конца.
Находились и те, кто продолжал воевать из антисемитских убеждений. Пропаганда и идеологическая работа утвердили в войсках твердое убеждение, что, как было сказано в письме солдата из службы военной корреспонденции фюрера на Восточном фронте от 1 марта 1942 г.: «Это вопрос выбора одного из двух основных мировоззрений: нашего либо еврейского»
[1058]. Убежденность в этом возрастала с того момента, как победа Германии оказалась под вопросом. Один из военнослужащих, в конце мая 1942 г. находившихся в Южной Франции, писал: «Конечно, не должно случиться так, чтобы евреи победили и оказались у власти»
[1059]. К подобному скептицизму примешивалась значительная доля страха. Как писал другой солдат в августе 1944 г., в случае поражения Германии «евреи отыграются на нас, устроят побоище и жестоко истребят все немецкое»
[1060]. Тем не менее находились люди, на которых нацистская идеология оказывала слабое или вовсе ничтожное влияние. Почему, к примеру, не уходил из армии Вильм Хозенфельд, искренне ненавидевший нацистов? В декабре 1943 г. Хозенфельд пришел к пониманию, что режим, которому он служил, преследовал и убивал не только жителей Восточной Европы и евреев, но и самих немцев. Будучи выходцем из промышленного района Гессе, Хозенфельд не сразу понял, во что могли вылиться проходившие в 1930-е гг. расправы нацистов над политическими оппонентами. Последние иллюзии он утратил, пообщавшись с новым товарищем, бывшим коммунистом, потерявшим здоровье после неоднократных пыток в гестаповских застенках. Как писал Хозен-фельд, было совершенно ясно, что все это делалось с ведома высших нацистских руководителей:
Теперь мне понятно, почему их система действует лишь благодаря силе и лжи — и почему ложь стоит на защите всей их системы... Единственное логическое продолжение их политики — война и новые злодеяния. Теперь за них должен страдать весь [немецкий] народ, вовремя не истребивший эту заразу. Эти негодяи принесли нас в жертву... Злодеяния, совершенные здесь на востоке — в Польше, Югославии и России, есть лишь прямое продолжение линии, начало которой было положено расправой над политическими противниками в Германии... И мы, как идиоты, верили, что они смогут привести нас в лучшее будущее. Каждый, кто хоть в малой степени их поддерживал, должен стыдиться своих поступков
[1061].
