Кое-кого устроенное Геббельсом шоу вдохновило, как в тылу, так и на фронте. «Я никак не могу забыть речь доктора Геббельса... Она стала для меня выдающимся событием...» — писал служащий десантных войск Мартин Пёппель в своем дневнике с Восточного фронта 19 февраля 1943 г.
[900] Геббельс использовал похвалу солдатам, чтобы дать понять, насколько серьезной была боевая обстановка. Многие, очевидно, не поняли этого прежде. Они находились под впечатлением, поскольку думали, что режим был честен. Другие были настроены более скептически. Некоторые, и их было меньшинство, полагали, что Геббельс «обрисовал ситуацию в слишком уж черных тонах», пытаясь настоять на «тотальной войне». Его речь содержала мало новой конкретики, считали другие. «Безусловно, — докладывала Служба безопасности СС, — люди в целом признают силу воздействия этих 10 вопросов, но наши члены партии всех рангов высказали мысль, что пропагандистская цель этих вопросов и ответов на них была слишком уж очевидна для читателей и слушателей». Крестьяне — владельцы небольших подворий сетуют на то, что они «уже и так на протяжении долгого времени работают буквально на износ», поэтому все эти призывы для них — малоубедительны. Как сообщалось, в Вюрцбурге очень многие восприняли речь Геббельса как «пустые разглагольствования, как комедию, потому что присутствующие на встрече не были случайными людьми, а специально отобранными, которым приказали вопить во всю глотку»
[901]. Речь имперского министра пропаганды в берлинском «Шпортпа-ласте» так и не смогла убедить широкие массы, потому что люди понимали, что экономическая мобилизация уже и так шла полным ходом и, более того, была на грани исчерпания возможностей. А все эти обещания прикрыть «роскошные рестораны» и вовсе не были восприняты всерьез, поскольку все знали, что это никоим образом не исправит положение в экономике военного времени. Несколько месяцев спустя после призывов Геббельса к «тотальной войне» она сама явилась в тыл. Правда, не в том виде, в каком ее представляли себе министр пропаганды, да и все остальные немцы, и оказанное ею воздействие на экономику, да и на людей, было разрушительным.
Глава 5
Начало конца
Германия в огне
I
9 ноября 1934 г. один дрезденский школьник в сочинении на тему воздушной войны описал, что станет с городом, если враг решит нанести по нему бомбовый удар. Под вой сирен, писал молодой человек, люди устремляются в бомбоубежища. С душераздирающим воем падают бомбы, дома рушатся, в уцелевших вылетают оконные стекла. «Весь Дрезден объят пламенем». Потом на город надвигается вторая волна вражеских самолетов. Они сбрасывают газовые бомбы. Почти все, кто укрылся в бомбоубежищах, погибают от удушья. От города остаются лишь обугленные развалины. Бомбовый удар обернется катастрофой. Однако юноша не удостоился высшего балла за свое сочинение. «Худшего и не придумаешь! — разъяренно черкнул красным карандашом на полях тетради учитель. — Глупость! Чушь! Не так-то просто уничтожить Дрезден! Вы ни словом не упомянули о противовоздушной обороне. Ваше сочинение пестрит ошибками!»
[902]. Чуть более десятилетия спустя фантазии мальчика стали ужасающей реальностью. Однако и оптимизм учителя не был таким уж и необоснованным. С первых месяцев существования Третьего рейха в 1933 г. нацистский режим приступил к созданию системы ПВО. Оборудовались бомбоубежища, а население городов постоянно привлекали к учениям по гражданской обороне. В армии формировали зенитные части, считая, что именно они сыграют решающую роль в грядущей воздушной войне. Поскольку наиболее эффективным средством считался огонь наземной зенитной артиллерии, было начато строительство позиций для зенитных батарей. Однако до осени 1940 г. строительству бомбоубежищ или защитных бункеров не уделялось большого внимания, да и в дальнейшем такие укрытия не получили распространения из-за дефицита трудовых ресурсов и материалов. Два года спустя строительство бомбоубежищ было свернуто.
[903] С началом войны начались воздушные тревоги, очень часто ложные. Поначалу бомбежки не приносили сколько-нибудь значительного ущерба, наводя в основном страх и вызывая житейские неудобства. В мае 1940 г., после ухудшения военной ситуации во Франции, британцы решили нанести авиаудары по отдельным целям восточнее Рейна. Излюбленной мишенью стал морской порт Гамбурга — крупного промышленного и торгового центра, второго по величине города Германии, — легко досягаемый со стороны Северного моря. 17—18 мая 1940 г. Гамбург первым из крупных немецких городов подвергся воздушному нападению. После этой бомбежки и до конца года город выдержал еще 69 налетов и 123 воздушные тревоги. В этот период жители Гамбурга едва ли не все ночи подряд проводили в бомбоубежищах и других укрытиях. Тем не менее урон от бомбежек оказался сравнительно небольшим, всего 125 погибших и 567 раненых. С увеличенными интервалами авианалеты продолжались в 1941 г. и первой половине следующего года. В общей сложности к июлю 1942 г. Гамбург выдержал 137 бомбардировок, при которых погибло 1431 жителей. Количество раненых достигло 4657. В городе с населением около 2 млн человек лишь немногим более 24 000 лишились крыши над головой. В конце концов, городские власти Гамбурга, пусть с некоторым опозданием, укрепили большую часть подвалов. В районах, прилегавших к реке Эльба, где уровень грунтовых вод не позволял строить подземные бомбоубежища, возводились наземные бетонные бункеры. Сходные меры предпринимались в других городах и селениях по всей территории рейха.
[904] Однако вскоре британские бомбардировщики серьезно расширили зону своих действий. Ночные налеты на Берлин в 1940—1941 гг. не отличались ни масштабностью, ни разрушительным воздействием. Скорее, они были досадными и настолько приелись жителям города, что те не придавали им особого значения. Любопытно, что населению официально предлагалось спать днем, до начала бомбежки. Ходила даже такая шутка, что если люди входят в бомбоубежище со словами «Доброе утро!» — значит, они уже выспались; если вошедшие говорят «Добрый вечер!» — значит, они еще не спали; если же вошедшие говорят «Хайль Гитлер!» — значит, они всегда спят
[905].
