На севере СССР Ленинград (Санкт-Петербург) был с 8 сентября 1941 г. окружен немецкими войсками. С населением более чем в 3 миллиона человек в городе и пригородах ситуация вскоре чрезвычайно осложнилась, поскольку поставки продовольствия почти прекратились. Вскоре начался голод, жителям приходилось есть кошек, собак, крыс. Происходили даже эпизоды каннибализма. Зыбкая связь с остальной частью страны поддерживалась через лед Ладожского озера, однако «Дорога жизни» не могла обеспечить население необходимым количеством продовольствия, даже с учетом его жесточайшего нормирования. За первую зиму блокады зафиксировано 886 арестов за каннибализм. 440 000 человек были эвакуированы, но, согласно немецким оценкам, зимой 1941—1942 гг. миллион жителей умерли от холода и недоедания. Ситуация в городе улучшилась в 1942 г., когда повсеместно стали выращивать овощи и запасаться ими на ближайшую зиму, еще полмиллиона человек было эвакуировано на «Большую землю», а через Ладожское озеро начались массированные поставки боеприпасов и снаряжения. По дну озера был проложен новый трубопровод, и по нему в осажденный город переправляли мазут для отопления. 160 боевых самолетов немецких ВВС были потеряны в тщетной попытке разбомбить этот канал связи, в то время как многочисленные бомбардировочные налеты на сам город нанесли ему немало ущерба, но оказались не в состоянии сломить дух оставшихся жителей и защитников. Ленинградцам наконец немного повезло: зима 1942—1943 гг. оказалась намного мягче, чем в предыдущий год. Морозы наступили поздно, в середине ноября. Когда все вокруг стало замерзать, город все-таки выстоял вопреки немецкой осаде
[818].
Намного южнее контратака советских войск на город Ржев в августе 1942 г. грозила для группы армий «Центр» серьезными потерями. Гальдер попросил Гитлера разрешить отступление к более укрепленной и надежной линии обороны. «Вы всегда приходите сюда с одним и тем же предложением — об отступлении!» — кричал Гитлер на своего начальника генерального штаба сухопутных войск. И заметил, что он, Гальдер, ведет себя недостаточно жестко, как того требует обстановка. Тогда Гальдер не сдержался. Он ответил, что жесткости ему не занимать. «Но там, в России, наши храбрые мушкетеры и лейтенанты гибнут тысячами и тысячами как бесполезные жертвы в безнадежной ситуации; и все потому, что их командирам не разрешают принять единственное разумное решение; у них просто связаны руки!»
[819] В боях под Ржевом Ганс Мейер-Велькер обратил внимание на тревожное улучшение советской тактики. Теперь русские начали согласовывать действия танковых частей, пехоты и авиации, в чем раньше преуспеть не могли. Красноармейские части гораздо лучше, чем немецкие, приспособлены к чрезвычайным метеорологическим условиями, думал он. «Мы поражены, — написал он в апреле 1942 г., — тем, на что способны русские в этой грязи!»
[820]«Колонны нашей техники, — написал один офицер, — безнадежно вязнут в этой трясине совершенно непостижимых дорог, и дальнейшие поставки организовать очень трудно»
[821]. В таких условиях немецкая бронетехника часто оказывалась бесполезной. Ну, а летом немецким солдатам противостояла 40-градусная жара и облака густой пыли от продвижения моторизованных колонн. «Дороги, — писал тот же офицер своему брату, — окутаны густым облаком пыли, через которую приходится пробиваться людям и животным: эта пыль чрезвычайно вредна для глаз. Она часто циркулирует в виде столбов, которые сопровождают наши колонны, лишая возможности видеть что-нибудь в течение многих минут»
[822].
Сгорая от нетерпения или, возможно, не осознавая таких трудностей, Гитлер требовал, чтобы генералы гнали войска в наступление. «Сегодняшние совещания с фюрером, — в отчаянии написал Гальдер в конце августа 1942 г., — были в очередной раз отмечены серьезными обвинениями в адрес высшего армейского руководства. Генералы обвиняются в интеллектуальном высокомерии, неисправимости и неспособности признать основную идею фюрера»
[823]. 24 сентября 1942 г. Гитлер наконец отстранил Гальдера от должности, сказав прямо в лицо, что тот потерял мужество. На смену Гальдеру пришел генерал-майор Курт Цейтлер, ранее отвечавший за береговую оборону на Западе. Убежденный нацист, Цейтлер начал свою работу в новой должности с того, что потребовал, чтобы все члены армейского Генерального штаба вновь подтвердили веру в фюрера — ту, которую, очевидно, давно потерял Гальдер. К концу 1942 г. было подсчитано, что на Восточном фронте убиты, ранены, демобилизованы или взяты в плен полтора миллиона солдат и офицеров различных национальностей, т.е. почти половина личного состава первоначальной армии вторжения. Потери убитыми составили 327 000 человек
[824]. Восполнять эти потери становилось все труднее и труднее. Восточная кампания явно застопорилась. В попытке выйти из тупика немецкие войска двинулись на Сталинград — не только главный промышленный центр и ключевой пункт распределения поставок с Кавказа и обратно, но также город, название которого было символичным для обеих сторон; город, которому в ближайшие месяцы суждено было приобрести значение, далеко выходящее за рамки чисто военной ситуации
[825].
II
В ясный теплый день 24 августа 1942 г. молодой летчик-истребитель граф Генрих фон Эйнзидель, правнук знаменитого канцлера Отто фон Бисмарка по материнской линии, в поисках противника пролетал над Сталинградом. «Степи укрыл легкий туман, — написал он потом, — а я кружил высоко в небе в своем Me. 109. Глаза мои пытливо изучали горизонт, расплывающийся в бесформенном тумане. Небо, степь, реки и озера, смутно различимые вдали, мирно покоились, напоминая о вечности». Эйнзидель, которому только что исполнился двадцать один год, являлся воплощением романтического образа летчика-истребителя, рыцаря воздуха, который привлекал молодых, вроде него, аристократов к этому роду войск. Возбуждение от предстоящей схватки намного перевешивало сомнения по поводу справедливости этой войны. И все же его рассказ свидетельствует о явном численном превосходстве русских ВВС, против которых храбрость и опыт в конечном итоге оказывались бесполезными. В своем дневнике Эйнзидель написал:
