Экономическая эксплуатация была не единственным приоритетом для оккупационных властей. Новый порядок требовал расовой реструктуризации Европы, а также ее экономического переустройства с выгодой для Германии. Главная цель немецкой администрации в оккупированных странах, а также немецких представителей в странах-марионетках и союзных государствах состояла в том, чтобы осуществить там, так же как и на родине, в Германии, «окончательное решение еврейского вопроса в Европе». Повсюду, где только можно, немецкие администраторы из числа гражданских лиц, вооруженных сил и СС предпринимали оперативные действия, чтобы обеспечить прохождение антисемитских законов, ариизацию еврейской собственности и, наконец, облавы еврейского населения и высылку его в восточные лагеря смерти. Реакция на такую политику широко менялась от страны к стране, в зависимости от рвения самих немцев, антисемитских настроений у местных властей, степени национальной гордости у населения, методов управления и множества других факторов. Почти повсюду первыми жертвами стали еврейские беженцы из других стран. Со стороны властей им предлагали весьма скудную защиту либо вообще никакой; они же, со своей стороны, в такой защите крайне нуждались, спасаясь от преследований в Германии и других странах. Даже исконно еврейские организации отказывались предпринимать что-либо, чтобы помочь этим людям. Однако когда немцы принялись притеснять коренное еврейское население этих стран, ответные действия приобрели более сложный и разделенный характер.
Подобные меры стали предприниматься в 1941—1942 гг., до начала активного движения Сопротивления в оккупированной немцами Западной Европе. Быстрота и масштабы немецких военных побед в 1940 г. повергли большинство жителей Западной Европы в состояние шока и отчаяния. Миллионы беженцев вынуждены были возвращаться домой; физический ущерб, вызванный военными действиями, нужно было восстанавливать и как-то возвращаться к нормальной жизни. Едва ли кто-то в 1940 или 1941 гг. думал, что Великобритания переживет нападение, которое рано или поздно предпримет Гитлер. Большинство людей в оккупированных странах Западной Европы приняло решение ждать, наблюдать за происходящим и тем временем продолжать свою жизнь. Тех, кто предпринимал какую-либо форму сопротивления, оказалось очень немного. До июня 1941 г. длительное существование немецко-советского Пакта о ненападении также мешало коммунистам принимать какие-либо меры. Небольшие группы независимых левых и правых националистов действительно участвовали в различных видах сопротивления, но они не были связаны с насилием и, так или иначе, имели весьма ограниченный эффект. Для подавляющего большинства победы Германии сделали ее страной, достойной восхищения, или, по крайней мере, уважения. Эти победы демонстрировали эффективность диктатуры и слабость демократии. Довоенный политический порядок был дискредитирован. Работа и сотрудничество с оккупационными властями казались неизбежными
[738]. А для некоторых поражение их стран дало толчок к национальному возрождению.
С наибольшей очевидностью это проявилось во Франции, где перемирие сопровождалось разделом страны на оккупированную зону на севере и вдоль западного побережья и автономную область на юге и востоке, которой из курортного городка Виши управляло правительство маршала Петена. Технически это было последнее правительство побежденной и дискредитированной Третьей республики, но парламент быстро наделил Петена полномочиями для выработки проекта новой конституции. Пожилой маршал ликвидировал Третью республику, но при этом не создал никакой формальной замены, сосредоточив все функции в своих руках. «Министры подотчетны только мне, — заявил он 10 ноября 1940 г. — История будет судить меня одного»
[739]. Он развивал культ собственной личности. Его портреты были всюду, и он потребовал, чтобы все государственные служащие принесли ему личную клятву лояльности. В вишистской Франции мэры и другие чиновники назначались, а не избирались, и процессом назначений управлял сам Петен. Общественность расценивала его как спасителя Франции. Его режим принял фашистский оттенок, провозгласив «национальную революцию», которая восстановит французское общество и культуру. Новое движение призвано было мобилизовать и дисциплинировать молодежь на службе своей страны. Виши провозгласил семейные ценности, женщине отводилась традиционная роль жены и матери. Католические ценности были призваны заменить безбожие Третьей республики, а духовенство — оказывать должную поддержку режиму. Но у Виши никогда не хватало времени и слаженности действий, чтобы превратить свой режим в полноценный фашизм. Кроме того, многие аспекты его политики вскоре начали восстанавливать против себя общественное мнение. Нравственная репрессивность вишистского правительства не обрела популярность среди молодежи, а насильственный угон на работы в Германию приводил к тому, что люди стали активно возражать против идеи сотрудничества с рейхом. Заместитель премьер-министра, Пьер Лаваль, которому нравилось считать себя реалистом, расценивал «национальную революцию» со здоровой степенью скептицизма. У них с Петеном возникли разногласия, и в декабре 1940 г. он был отправлен со своего поста в отставку. Но 18 апреля 1942 г. Петен снова попросил его занять правительственный пост, назначив на этот раз премьер-министром. На этом посту Лаваль оставался до конца войны, прибирая к рукам все больше функций от стареющего маршала
[740]. Триумф маршала Петена и крайне правых националистов во Франции привел к власти в неоккупированной зоне Франции режим, насквозь пропитанный антисемитизмом. Эта традиция возникла частично на основе военной оппозиции кампании по реабилитации еврейского офицера Альфреда Дрейфуса, который был обвинен в шпионаже в пользу немцев в 1890-е гг., частично на основе антисемитского «налета» ряда печально известных финансовых скандалов в 1930-х гг., частично от подъема европейского антисемитизма при поддержке Адольфа Гитлера
[741]. Поляризация французской политики во время прокоммунистического Народного фронта 1936—1937 гг. в период премьерства Леона Блюма, который оказался евреем, добавила огня к антисемитским настроениям правых. А иммиграция во Францию приблизительно 55 000 еврейских беженцев из Центральной Европы, благодаря которой еврейское население страны к 1940 г. выросло до 330 000 человек, по иронии судьбы, сеяла страхи среди военных перед «пятой колонной» агентов, тайно работающих на немцев
[742]. Более половины евреев, живущих во Франции, не являлись французскими гражданами, и значительная доля тех, кто имел гражданство, приобрела его после Первой мировой войны. Теперь они стали первой целью государственной дискриминации. Уже 18 ноября 1939 г., задолго до поражения Франции, новый закон предусматривал интернирование всякого, кто мог представлять опасность для французской Родины, и приблизительно 20 000 жителей-иностранцев во Франции, включая многих еврейских иммигрантов из Германии, Австрии и Чехословакии, были помещены в лагеря для военнопленных; многих вскоре выпустили, но как только началось немецкое вторжение, все немецкие граждане, большинство из них евреи, были арестованы еще раз и снова отправлены в лагеря. Евреи из Эльзаса-Лотарингии, Франции и стран Бенилюкса были среди миллионов тех, кто предпринял попытку бегства на юг. В то же время антисемитские участники кампании, такие как Чарльз Моррас и Жак Дорио в своих риторических нападках на евреев пошли еще дальше; они теперь обвиняли их в поражении Франции от немцев, и эту точку зрения разделяли многие ключевые фигуры в политике, равно как и значительная часть французского населения вообще и, не в последнюю очередь, иерархия Католической церкви во Франции
[743]. В последующие годы войны другие антисемитские авторы, такие как Луи-Фердинанд Селин, Пьер Дрьё Ла-Рошель и Люсьен Ребате в своем бестселлере «Les Decombre» («Обломки»), эхом повторяли эти взгляды, а в случае Ребате описывали французских евреев как сорняки, которые должны были быть непременно выкорчеваны
[744]. После поражения и создания режима Виши в оккупированной зоне страны правительство Петена сначала аннулировало законодательство, запрещающее подстрекательство к расовой или религиозной ненависти, а потом, 3 октября 1940 г., предприняло первую формальную меру против евреев, которых определило как людей с тремя или четырьмя еврейскими бабушками и дедушками или двумя, если они вступили в брак с евреем или еврейкой. Евреям, в частности, запрещалось владение или управление средствами массовой информации. Еврейские профессора, за небольшими исключениями, были смешены со своих должностей. Эти меры признавались законными для всей Франции, включая и оккупированную зону; кроме того, когда немецкие власти в оккупированной части страны предпринимали свои меры против евреев, режим Виши часто поддерживал эту инициативу под предлогом сохранения административного единства Франции. 4 октября 1940 г. еще один закон учредил специальные лагеря для интернированных лиц для всех иностранных евреев в зоне Виши. К концу 1940 г. в них было интернировано 40 000 евреев
[745]. Французские евреи и их основные представители заверили режим Виши, что судьба иностранных евреев их не волнует
[746]. К ним на тот момент никаких репрессивных мер не применялось. Но продлилось это недолго. Уже в августе 1940 г. немецкое посольство в Париже принялось убеждать военные власти удалить всех евреев из оккупированных областей Франции
[747]. Вскоре начались и активные действия в этом направлении.
