— Просто забудь. Не было ничего. Понял? Не подписывай себе приговор!
— А если они… Если они оттуда когда-нибудь выберутся?! Вы представляете, ЧТО будет?!
— Я не знаю, о чем ты. Понятия не имею. И еще — запомни, Райс, тебя попытаются все же сбить с толку, заставить признаться. Не всем нужно, чтобы ты вернулся домой. Не всем было нужно, чтобы ты вообще остался в живых.
— Ни черта не соображаю. Вы сказали, что был отдан приказ.
— Был. Но ты ведь понимаешь, что всегда есть оборотная сторона медали? Тебя пытались устранить еще по дороге на Материк. Мы не знаем кто и не знаем почему. Миссия была секретной. Мы знаем только одно — этот кто-то очень могущественен. Это война на войне. Внутренняя война, Райс. Не ввязывайся в нее. Пусть поверят, что ты ничего не помнишь.
Я кивнул и стиснул челюсти.
— Я учил тебя всему, Мад. В том числе и обманывать самый охренительный и хитрый детектор лжи. Запомни, у тебя есть погрешность пять процентов. Ты имеешь право на одну ошибку. Я тебе приказываю пройти тест и отправиться домой! Понял?
— Есть домой!
— Выполнять!
— Есть выполнять!».
Тревис постукивала ручкой по столешнице и проводила двумя пальцами по ее корпусу вверх-вниз и все так же облизывала губы. Сигнал любому самцу, что его хотят соблазнить, а я умею читать такие сигналы. Да любой, с членом между ног, умеет.
— Позволяли ли вы себе неуставные связи на службе?
Я усмехнулся уголком рта, продолжая смотреть ей в глаза.
— Нет.
— Как интересно, офицер Райс непогрешимый? Неужели воздержание? Такой красавчик, как вы, наверняка имеет успех у женщин.
Я проигнорировал вопрос, так как прекрасно знал, что прибор не даст сбой, потому что я не лгал. До сегодняшнего дня я не трахал женщин-офицеров и женщин-рядовых. В увольнительной драл все, что движется — на службе ни одной. Внегласное правило солдата подразделения — думать только головой и никогда членом. На войне ты бесполое существо, как и все, кто тебя окружают — либо союзники, либо враги. Без возраста, пола и социального положения.
— Вы вступали в связь с движением сопротивления? С любыми иными группировками, представляющими опасность для Свободной Республики?
— Нет.
Она бросила быстрый взгляд на дергающиеся индикаторы, я же не сводил с нее взгляда.
— Является ли ваша преданность Свободной Республике и подразделению стопроцентной?
— Да.
— Во время беседы с психиатром вы говорили, что на задании на вас напали твари — это правда?
— Нет.
— Вы описывали их внешность доктору Гисби?
— Нет.
— Доктор Гисби лжет?
— Да.
— То есть никаких тварей за стеной вы не видели?
— Нет.
— Вы проникали за стену, офицер?
— Нет.
Она стиснула челюсти, и ее глаза сузились. Что такое, милая? У тебя иные сведения, ты знаешь, что я лгу, но твой хренов приборчик этого не показывает?
— Вам есть что скрывать, офицер Райс?
Резко подняла на меня взгляд, и я спокойно встретил его.
— Нет.
Когда мы закончили, она отложила в сторону ручку, подошла к двери, заперла ее на ключ, выдернула шпильки из рыжих волос, тряхнула ими, расстегивая первую пуговицу гимнастерки.
— А теперь вам будет что скрывать, Мадан.
Я сделал шаг к ней, внимательно наблюдая, как она расстегивает пуговицы. Я позволил Линде распахнуть полы гимнастерки. Неплохие сиськи. Но они явно не стоят того, чтобы за них отдать жизнь. Я схватил ее за горло и впечатал в стену, тихо прошептал ей на ухо.
— Мне не будет что скрывать ни теперь, ни когда-либо еще.
Улыбка с ее губ мгновенно пропала, и затрепетали ноздри. Тревис попыталась схватить меня за член, но я сдавил ее запястье с такой силой, что она поморщилась от боли и тут же поджала губы и вздернула подбородок:
— Неужели? А как же некоторые ответы… Я ведь могу…
— А мне по хрен, офицер Тревис. У меня есть погрешность 5 процентов. Я прошел тест.
Она вдруг ударила меня кулаком по груди, затем коленом в пах и оттолкнула от себя с такой силой, что я чуть не свалился на пол. Рана в боку заставила согнуться пополам, и перед глазами потемнело.
— Да что с тобой не так, черт тебя раздери?
Застегивает гимнастерку и смотрит на меня с дикой злостью, типичная женская обида, уже даже не ярость на собственный провал. Я наконец-то перевел дух и выпрямился. Опустил взгляд на повязку — сухо. Швы не разошлись.
— Просто не люблю рыжих.
На самом деле я был уверен — ее под меня подложили, чтобы заставить говорить. Эдакий план «Б», если я не завалю проверку.
Иначе бы точно нагнул ее над столом и хорошенько отодрал. Потому что сиськи у нее все же охеренные и задница тоже, а у меня женщины полгода не было.
Когда спокойно прикрыл за собой дверь, услышал ее тихие проклятия. Да, прокололась, и за это придется ответить.
***
В шатле я наконец-то расслабился. Закрыл глаза и позволил себе отпустить напряжение. Наверное, это чувствует каждый солдат, возвращаясь домой — спокойствие. Каких бы кошмаров не насмотрелся, каких бы жутких вещей не совершил, верится, что дома все забудется, как страшный сон. Я вдруг понял, как дико соскучился по всем. Как сильно хочу их всех увидеть не на фото, не картинками из воспоминаний, а вживую. Отец приезжал, когда меня держали в госпитале, но его ко мне не пустили. Карантин после пребывания в запретной зоне. Но мне доложили о его приезде, передали шоколадный кекс от мамы и записку от Найсы. И это была первая записка, которую я прочел. Я нуждался в этом тогда. Мне нужен был некий стимул не сломаться, держаться и дальше на допросах, играть по их правилам.
Но я и так знал о ней все. Мне Пирс писал, хотя я и не спрашивал, но он мне присылал мини отчеты обо всем, что происходит дома. Развернул записку дрожащими пальцами, отхлебнул минералку из фляги и усмехнулся, увидев, что она даже не поздоровалась. Как будто мы только вчера расстались, и она что-то не договорила.
«Я не скучаю по тебе, Мадан. Никогда не скучала. Разве можно скучать по отрубленной ноге или руке? Я просто чувствую себя инвалидом. Я страдаю от фантомных болей, не могу заменить тебя никем и ничем. Хочу ли я, чтобы ты вернулся? Не знаю. Ты ведь этого не хочешь. Ты не ответил ни на одно мое письмо. Я даже знаю, что ты их не читал. Где ты их спрятал, Мадан? В дорожной сумке на самом дне? Ты ведь не смог их выбросить. Хотел. Очень хотел и не смог.
Все еще лжешь сам себе и мне. А ты знаешь, мне хорошо без тебя. Ты правильно сделал, что уехал. Я радуюсь жизни, порхаю, как бабочка, и благодарю Бога за то, что ты настолько далеко от меня.
