— Ты… ты тоже… Я хочу смотреть.
Облизала пересохшие губы, наблюдая, как он дернул ремень, расстегнул молнию джинсов. Застонала, увидев его вздыбленную плоть, и скользнула пальцами между ног. Это был самый эротичный момент в моей жизни. Будет множество других, но я всегда буду помнить именно этот, когда мы бешено мастурбировали на глазах друг у друга, стонали и смотрели со звериным голодом на наши руки, представляя, как жадно любим друг друга по-настоящему. У меня драло в горле от дикого желания касаться его, но я касалась себя, запрокинув голову, поставив ногу на бортик ванной, кусая губы, чтобы не закричать.
— Быстрее, Бабочка… быстрее, — шептал он, наблюдая пьяным взглядом, как я яростно растираю себя пальцами, и с таким же остервенением двигая ладонью по члену. — Я бы не жалел тебя. Я бы трахал… о-о-о, если бы мог, я бы драл тебя прямо здесь.
Он останавливался и сводил меня с ума своим голодным взглядом, пока я не запрокинула голову, закатывая глаза и содрогаясь в оргазме. А потом, сжав собственную руку коленями, смотрела, как кончает он, как раскрывается в немом вопле его рот, как напрягается сильная шея, как вздуваются вены на руке, которая все еще двигается в такт его конвульсиям наслаждения. Вылезла из ванной и подошла к нему, он рывком прижал меня к себе. Мокрую, дрожащую, поглаживая по волосам. Я плакала, а он вздрагивал от каждого моего всхлипа.
— Нельзя-а-а, понимаешь? — спрашивал он, заглядывая мне в глаза. — Нельзя, Бабочка. Это будет конец всему. Они нас проклянут…
Я кивала и плакала, глядя на его красивое лицо, на больной взгляд исподлобья и на эту агонию в расширенных зрачках. Он покрывал поцелуями мое лицо, мои губы. Быстро, хаотично. А потом я снова заметила окровавленные бинты на его левой руке.
— Что это? — спросила, прикасаясь к запястью.
— Я ударил тебя, — ответил хрипло, отворачиваясь и сжимая челюсти.
Перевернула руку ладонью вверх и стянула бинт. Вдоль ладони тянулись глубокие порезы. Ненормальный. Никогда не понятный мне сумасшедший сукин сын… но сердце сжалось с такой силой, что застонала и потянулась к его губам, но он резко дернул головой, избегая поцелуя.
— Нет!
— Зачем?
Обхватил мое лицо ладонями, лаская скулы, шею, перебирая волосы. Глаза блестят лихорадочно, режут лезвиями нежности. Такой редкой между нами.
— Я причинил тебе боль и хотел ее почувствовать сам.
— Сумасшедший.
— Ты даже не представляешь насколько, Бабочка.
— Найса, — мы оба вздрогнули от голоса моей мачехи. — Найса-а-а, ты в душе? Мы вернулись. Ты не видела Мадана?
Тяжело дыша, смотрела ему в глаза, и по спине катились капельки пота.
— Нет, не видела, — крикнула я, лихорадочно вытираясь полотенцем, заворачиваясь в него и заталкивая мокрую одежду в корзину для грязного белья.
— Я отвлеку ее, а ты попробуй проскочить в библиотеку.
Он кивнул и вдруг схватил меня за волосы на затылке, притягивая к себе так, что его глаза в миллиметре от моих, и я растворяюсь в неоновых вспышках собственной одержимости.
— Теперь понимаешь? — зашипел мне в губы.
— Нет, — так же тихо ответила я.
— Если они узнают, ты меня возненавидишь.
— Или ты меня?
Провел большим пальцем по моей разбитой губе.
— Если бы я мог…
— Найса, спускайся вниз. Нам нужно серьезно поговорить, или я сейчас поднимусь к тебе.
— Уже иду-у-у.
***
Когда я смотрела ей в глаза, меня все еще трясло от бешеного адреналина и чувства расслабленности во всем теле. Пока она говорила мне о том, что ее вызвали снова в школу из-за моих проблем, я думала, что мне безумно хочется сказать ей в лицо как мы с Маданом любим друг друга… Не знаю почему, но мне до боли хотелось это сделать. Увидеть, как вытянется ее лицо, как округлятся от шока глаза.
— Найса, так не может продолжаться. Ты должна взяться за ум. В этот раз директор не ограничилась только моим присутствием. Отец теперь во всем обвиняет твоего брата. Говорит, что это он плохо влияет на тебя, что это он втягивает тебя в свои авантюры.
Мачеха смывала макияж с лица и смотрела на меня через зеркало своей спальни.
— Ты же говорила, что у тебя все хорошо в школе. Почему ты меня обманула?
Да, все было почти хорошо. Привычные насмешки сменились тихими перешептываниями за спиной, а потом и вовсе начали утихать. Людям надоедает мусолить одно и то же, им нужны новые жертвы, новые впечатления. Притом на жертву я мало походила: за каждое обидное слово могла дать сдачи, иногда и физически. Мачеху не так давно вызвали в школу после очередной драки, а я сидела в кабинете директора и молчала, пока та описывала «все зверства, которые учинила ваша дочь по отношению к невинной девочке». Конечно, они забывали упомянуть, что невинная девочка уже сделала парочку абортов и курила травку. Но Мардж Фостер была дочерью двоюродного брата вице-канцлера. Поэтому на все ее выходки закрывали глаза. Когда мы вышли из кабинета директора, Мардж прошипела мне в лицо:
— Бесишься, да? Ревнуешь? Извращенка проклятая, — а потом расхохоталась: — да все знают, что ты в него влюблена. А он меня любит. Меня-а-а. Поняла?
— У него таких, как ты…
— Завистливая шлюха, и мать твоя — шлюха, — зашипела она.
Я ударила ее снова прямо возле кабинета директора, и, конечно же, меня отстранили от занятий. Но зачем мачеху вызывали в школу еще раз, я уже не знала.
— Их отношения и так оставляют желать лучшего, Най. Скажи мне правду — ты специально так поступаешь?
Голос Лионы отвлек от мыслей, и я нахмурилась, глядя в ее карие глаза, в которых сейчас не отражалось тепла, они горели колючим блеском ярости… затаенной глухой злости.
— Как так? — переспросила я.
— Подставляешь его, чтоб отец злился и в конце концов выгнал его из дома.
— Я никогда не подставляла Мадана.
Мачеха резко повернулась ко мне и сжала мои плечи.
— Тебе чего-то не хватает, Най? Мы мало тебя любим? Мы даем Мадану больше, чем тебе? Ты просто скажи, и мы исправимся. Мы постараемся быть для тебя лучшими родителями. Только не поступай как… как…
Она хотела сказать какое-то слово и не могла, теперь в ее глазах плескалась ненависть, хотя она и пыталась держать себя в руках.
— Нет… вы всегда любили меня достаточно, — ответила я, чувствуя непреодолимое желание скинуть ее руки и броситься прочь из спальни и вообще из дома.
— Вот именно. Тогда зачем ты хранишь у себя вот это?
Она резко наклонилась и достала из ящика комода листовку, ткнула мне в лицо, отшвырнула в сторону и снова сжала тонкими, ледяными пальцами мое плечо.
— Это нашли в школе в твоем рюкзаке. — Она таки сорвалась на крик, — Сегодня нас с отцом вызывали к директору, а потом и в Комитет. Мы провели там весь вечер. У твоего отца могут быть большие неприятности. Он и так вчера был на допросе по другому делу. Ты понимаешь, что ты творишь? И такую же листовку я нашла вечером у Мадана. Это ты ему подбросила? Мой сын не способен на предательство Родины. Он мечтает служить в армии.
