Охотник могуч, свиреп и дик. Волосы его черны, как просмоленная пакля. Длинную бороду он подрезал ножом, который сам сделал из острого камня. Его родная сестра – медведица. Каждый зверь в Большом Лесу знал Охотника, и все его боялись… Все, кроме того, что сейчас шел ему навстречу. От напряжения у Охотника кровь сочилась из подушечек пальцев. Но при этом был он абсолютно спокоен. Сердце билось ровно и тихо.
Густые заросли ивняка задрожали. С ветвей посыпались листья и закружились, подхваченные порывом ветра. Где-то в чаще вспорхнула птица… Охотник вздрогнул. В тот же миг хлесткие ветви расступились и на опушку ступил Первозверь.
Он шел медленно, как и положено хозяину, обходящему владения. Он никуда не спешил. Желто-зеленый мох прогибался под раздвоенными копытами, и в следах проступала темная вода. Остановившись в тени гигантской сосны, Первозверь фыркнул, выдохнув облачко пара. Его морда походила на морду кабана – широкое рыло дрожало при каждом вдохе. Она походила и на морду волка – на желтых клыках пенилась густая слюна. С длинного витого рога, торчащего посреди лба, свисали лохмотья кожи. Первозверь прядал длинными ушами, прислушиваясь к голосам Леса. Огромные, не по-звериному зеленые глаза блестели от влаги, будто Первозверь вот-вот расплачется. Над мордой звенящим облаком вился гнус.
Охотник затаил дыхание. Он знал, что Первозверь видит его и чует – для него не было тайн в Большом Лесу. Но он не спешил убегать; в зеленых глазах не мелькнуло и тени страха. Охотник неслышно протянул руку к ружью.
Пронзительный вороний грай обрушился как гром небесный. В одно мгновение небо почернело от птиц. Огромная орущая стая явилась словно из ниоткуда – и за сто лет Охотник не видел ничего подобного.
Он вскинул ружье. Громыхнул выстрел, но Первозверя и след простыл. Пуля выбила рыжую крошку из ствола сосны. А вороны продолжали кричать.
Урдак
Посреди леса возвышался холм, уродливый, как загноившийся нарыв. Много лет назад в дерево на вершине холма ударила молния. Начавшийся пожар выжег на холме всю зелень, оставив после себя черное пепелище. Землю покрыл толстый слой золы, плотной, как засохшая глина. Лес так и не вернулся сюда. Даже вездесущий иван-чай и тот не стал здесь расти. Но дерево на вершине уцелело: обгорелый скелет с изломанными ветвями. Под деревом лежали кости, ослепительно-белые в черной золе.
Болтая ногами, Урдак сидел на ветке обгорелого дерева и доедал ворону. Черная кровь капала с длинных пальцев и стекала по подбородку, пачкала и без того грязный сюртук. Вороньи перья сыпались с дерева точно диковинные листья.
Урдак ел быстро, громко чавкая и хрустя птичьими костями. Но сколько бы он ни глотал холодное мясо, насытиться он не мог. Жуткий голод, его проклятье, терзал его, будто желудок рвали на части острыми крючьями.
Единственный друг Урдака – мистер Гош – устроился в развилке ветвей у обуглившегося ствола. Потрескавшиеся глаза-пуговицы внимательно следили за трапезой. Мистер Гош – медведь. Плюшевый медведь со свалявшейся шерстью, оторванным ухом и торчащей из швов набивкой. Очень давно Урдак нашел его в Лесу, заблудившегося и потерявшегося. Когда они встретились, Урдак хотел его съесть, но есть там оказалось нечего. И тогда они подружились. Теперь мистер Гош всегда рядом. Он единственный по-настоящему любил Урдака, всегда готов был его выслушать и помочь мудрым советом. Но главное, мистер Гош никогда не просил у Урдака даже крошки, даже самой маленькой косточки. О лучшем товарище Урдак не мог и мечтать.
Птичий череп лопнул в зубах, точно перезрелая ягода. Что-то липкое потекло по подбородку, и Урдак жадно облизнулся, чтобы не упустить и капли.
Лес зашумел под напором ветра, макушки сосен и елей закачались. И в то же мгновение послышался дикий гвалт: сотни, а то и тысячи воронов черной тучей поднялись над деревьями. От неожиданности Урдак выронил недоеденную птицу. Никогда еще он не видел разом столько добычи.
– Вы только взгляните на это, мистер Гош! – проговорил он шипящим и шелестящим голосом. Кончик длинного носа задергался. На костлявом лице сменилась дюжина разнообразных гримас. Будто Урдак не мог выбрать, какую же маску надеть по такому случаю. Мистер Гош остался спокоен.
– Они что-то несут, – сказал Урдак, глядя на птичью стаю. – Что-то белое…
Он вытянул шею, прищурился, а затем отпрянул. Темно-красный язык скользнул по черным губам. Вороны летели на восток, мимо его холма к дому Матушки Ночи. А раз так, значит, и ему туда дорога.
– Слово джентльмена, мистер Гош, начинается что-то интересное! Не хотите ли взглянуть поближе?
Мистер Гош не ответил. Но Урдак знал, что его товарищ полностью с ним согласен. Он нахлобучил на голову смятый цилиндр, а затем ловко, как обезьяна, спустился с дерева и подобрал останки вороны. Обглодал ее до последней косточки. Прежде чем отправляться в дальний путь, никогда не помешает подкрепиться.
Стая
Стая летела на восток. Небо гудело от птичьих криков и шелеста сотен крыльев. Ветер мчался за ней следом, подпевая на тысячу голосов. Прошло уже много лет с тех пор, как Стая последний раз собиралась вместе. Но сейчас на зов своего Короля явились все вороны Большого Леса. Ибо Король дал слово, а слово Короля нерушимо.
Стая вытянулась длинной лентой, от одного края неба до другого, распадалась и вновь сжималась в единый клубок. Она походила на живой смерч, в центре которого белел маленький сверток. Человеческий птенец, крошечная девочка с огромными темными глазами. Она извивалась и кричала, но вовсе не от боли и страха, а от восторга. А иногда девочка начинала смеяться, и тогда все братья и сестры отзывались радостным карканьем. Им нравилось, когда птенец смеялся.
Сверток тяжелый; одной или двум птицам с ним было не справиться, для этого требовалось не меньше пяти воронов. То и дело кто-то из братьев и сестер отпускал ношу, и та начинала падать. Но тут же ее подхватывала новая птица, вцепляясь когтями в белую ткань. Они менялись непрестанно, и лишь одна птица весь полет не разжимала когтей – сам Король Воронов. Как бы сильно он ни устал, как бы ни болели его крылья, он дал слово и должен следовать ему до конца. До самой смерти.
Внизу надрывно стонал лес – темно-зеленый океан без края. У горизонта сгустились лиловые сумерки. Месяц, кривой и белый, как волчий клык, выглянул сквозь прореху в облаках и тут же спрятался обратно, испугавшись приближающейся стаи.
На восток! На восток! Туда, где укрытый вечной тенью стоял дом Матушки Ночи. Так повелел Король Воронов, и никто из рыцарей, вассалов и придворных дам не смел его ослушаться. Сильные крылья со свистом резали воздух. Ветер хлестал колючей моросью, но куда ему против Стаи?
Вдалеке заморгал желтый огонек, одинокий, точно свет маяка в бушующем море. И Стая разразилась приветственными криками, даже их ноша пискляво завопила.
– Вперед! Вперед! На свет! – кричали вороны на своем языке, и горячие птичьи сердца бились в унисон.
