Когда Эд отправил его спать, даже стало немного жаль. В комнате будто солнышко пропало.
Впрочем, долго жалеть не пришлось. Стоило закрыться двери в детскую комнату, рядом на сиденье опустился Басманский-старший, и диван резко стал маленьким.
— Что сказала доктор? — я суетливо поправила волосы. Сейчас бы отсесть. Хотя бы в кресло возле стеночки. Но шевелиться почему-то вдруг стало страшно.
— Говорит, ничего серьезного. Горло немного красноватое и слабость.
— Как любит повторять врач моего сына: "Каждый уважающий себя педиатр способен и у здорового ребенка рассмотреть красное горлышко".
— Хм… Наверное.
Басманский смешно взлохматил волосы. Точь-в-точь как его малыш несколько минут назад, когда не знал, как со мной познакомиться. Такие разные мужчины, и такие похожие в мелочах.
Аж сердце ёкнуло.
— Мне, наверное, не стоит вмешиваться… — я облизала мгновенно пересохшие губы. — …Твой сын… Он… Я думаю, Кир здоров.
Эд уставился на меня как на привидение. Вроде бы такой большой и умный, а не замечающий самое простое.
— Мы с ним немного поговорили… Скорее всего, ему не нравится детский сад.
— Сад? — Басманский задумчиво почесал лоб.
— Ну, или он соскучился по тебе… Не знаю точно.
— Кир недавно говорил про сад. Там у него не срослось с одной из девочек. — На мужских губах мелькнула улыбка. Красивая. Со смесью гордости и грусти. — Зараза мелкая динамит его. А он расстраивается. Не знает, как подступиться.
— И ты не можешь его научить? — ляпнула я, лишь потом поняв, что зря.
В ответ Басманский прошелся по мне тяжелым уставшим взглядом и, будто ему тоже было тесно, потянул к себе на колени.
Как кулек. Не спрашивая, но и без резких движений.
— Хреновый из меня учитель, — он со вздохом прижался лбом к моему лбу. — Сама знаешь.
Удержаться и не притронуться к его шее, не зарыться в волосах было невозможно. Подушечки пальцев зудели, и руки сами поднимались вверх. По твердой груди, по широким плечам. По коже над воротником рубашки, бархатной, гладкой… Словно ломка какая-то.
— А мне показалось, что неплохой. Мальчишка у тебя замечательный.
Мужской, уже привычный аромат проник в легкие. Горячие ладони сжали мою талию. Обхватили, как широкий пояс, и по телу ручьем полилось тепло. От макушки до самых пяток. Пульсирующее, пьянящее.
Какой-то новый уровень приручения. Без бешеного напора, перченых фраз, но ломающее волю еще быстрее. Прижал к себе, и исчезли два дня. Погладил подушечками кожу вдоль позвоночника, и забыла обиду.
Память как у рыбки гуппи. Гордость как у бездомной Жучки. Но так хорошо было. Так правильно, что одних только волос и сильной шеи мгновенно стало мало.
Губами захотелось коснуться колючей щеки, по-детски прихватить за нос, спуститься ниже… ко рту. Упругому, горячему, который столько раз сводил меня с ума, что в конце концов свел. Окончательно и бесповоротно. Зависимой сделал. Слабой. Жадной до откровенных, влажных поцелуев, не меньше, чем от секса.
— Ты простишь меня? — Басманский поднял взгляд и посмотрел глаза в глаза. — За ресторан. За то, как повел себя.
Ни в одном из сценариев будущего я не видела такого вопроса. Казалось, что просить прощения для Эда лишнее. Как луне уточнять, нужно ли всходить на небосвод по ночам и уходить утром. Зачем? Все и так ждут. Знают, как будет.
Но я ошиблась.
— Это моя работа, — голос дрогнул. — Ты помнишь?
— Я тебя сейчас шлёпну, — одна из ладоней спустилась на пятую точку и крепко сжала ягодицу. — Простишь?
Если бы "усталость" нужно было изобразить, она выглядела бы как его глаза. Воспаленные, с красными прожилками вен, с лучиками-морщинками в уголках и не голубые, как обычно, а цвета густого тумана — сизые. Такие непривычные, что взгляд отвести невозможно было.
— Уже простила, — ответ дался легко.
Будто ждал чего-то другого, Эд удивленно мигнул. Кадык на горле дернулся. И он все же шлепнул. По попе. Больно. И тут же прижал меня к своей груди.
— В курсе, что ты нереальная?
Торопливые горячие губы проложили цепочку поцелуев от моего виска к подбородку. Язык, как мороженое, лизнул шею. И с глухим стоном Эд дорвался до рта.
— Съем тебя, — произнес прямо в губы. — Вначале зацелую всю. А потом съем.
Он притиснул к себе еще сильнее. Так что чувствовала стук сердца. И вместо ответа я смогла лишь бессвязно промычать: "М-м-м-а-а…"
Глава 15. Ирония, мать ее, судьбы
"Счастливая женщина, несчастная женщина
— все это результат труда какого-нибудь мужчины".
Энциклопедия женской мудрости
Лена.
Метры до спальни пролетели незаметно. Я только успела закрыть глаза, как меня аккуратно подняли, не прекращая целовать, а потом опустили. Уже не на диван, а на кровать. Широкую! Настоящий сексодром. Совсем как в одной знакомой квартире.
Наверное, нужно было как-то дать понять, что я не готова. Ну не планировала я близости, выбегая из своего дома после неожиданного "да". Не было на мне ни красивой одежды, ни эротического нижнего белья. Вместо стрингов — удобные домашние танга. Хорошо хоть черные, а не любимые бирюзовые с кошачьей мордой. Вместо кружевного бюстгальтера — обычный, хлопчатобумажный. Бритвенный станок к ногам тоже уже два дня не прикасался.
Совсем не любовница на ставку. Никакого дресс-кода.
Но Басманский, конечно же, ничего не замечал. Его губы жестко сминали мои. Язык умело хозяйничал во рту, а руки… они были повсюду.
Мяли ноющую грудь, скользили по бокам, тискали ягодицы. Раздевали.
Вначале на пол упала кофта, после трикотажный гольф, затем мой бюстгальтер. С маленьким бантиком между чашками.
Именно бантик я и заметила, когда что-то пронеслось перед глазами. На секунду открыла их. Оторвалась от губ, чтобы перевести дыхание. Но ни пикнуть, ни слова сказать мне не дали.
Влажные мужские губы коснулись левого соска, пальцы нежно, как ягоду, сжали правый, и я выгнулось дугой на матрасе.
Нет! Невозможно было привыкнуть к своей реакции на этого мужчину. Он всего лишь ласкал грудь, а у меня между ног зарождался горящий шар, который пульсировал, распирал и требовал прикосновений.
Я даже имени своего не помнила — так качественно отключался мозг.
Работали лишь инстинкты.
…добраться губами до рта.
…просунуть ладони под рубашку.
…обхватить ногами бедра. Все еще в проклятой одежде, от которой Эд почему-то не спешил нас избавлять.
