А если говорить о материальной стороне – здесь все было вообще замечательно. Я не платила за жилье, с меня не высчитывали за еду, между прочим, очень вкусную. Хватало на кредит, и кое-что удавалось отложить.
И тут же понимаю, что сама себе заговариваю зубы, лишь бы не думать о той пустоте, которая вот прямо сейчас поселится в душе и будет разъедать ее ржавчиной обид и чувством ненужности.
Главное, пережить вот это унизительное – мы в ваших услугах больше не нуждаемся. Хорошо хоть то, что я не старая нянька, вырастившая три поколения господских детей и выдворенная из дома по причине немощи…
Яна, соберись! Надо это просто пережить. Не первый раз жизнь носом в грязную лужу макает. Я выдохнула, втянула живот, выпрямила спину и приготовилась достойно встретить отставку – как индеец с невозмутимым лицом встречает свою кончину.
Но как я себя ни уговаривала, обида обжигала душу, будто ее намазали кайенским перцем.
Я шагнула в гостиную, где, словно злая кошка, вышагивала Алина.
- Яна, - натянутая улыбка должна была, наверно, подсластить горькую пилюлю. – Вы прекрасно справлялись со своими обязанностями. Но сейчас как раз тот случай, когда слишком хорошо – это нехорошо. Маша очень привязалась к вам. Но вы же понимаете, что рано или поздно, вам придется расстаться? И тогда для ребенка это будет еще более тяжелым ударом. Я не хочу травмировать дочь, поэтому мы вынуждены с вами попрощаться. Вы меня понимаете?
Я несколько мгновений просто смотрела на нее, делая вид, что удивлена таким поворотом. Хотелось выиграть время на «подумать». Нужно что-то сказать, чтоб жизнь ей медом не казалась, а в голове, как назло – вакуум. И чтобы не выглядеть глупой гусыней, я должна хоть как-то отреагировать. И тут меня озаряет – напоследок хоть намекну, что я все знаю.
- Это, конечно, ваше дело, но мне кажется, что интересы ребенка должны быть выше личных мотивов. И да, Алина Сергеевна, если вы признаете, что я прекрасно справлялась со своими обязанностями, то я надеюсь, что вам не составит труда дать мне рекомендацию. Ведь вы меня не предупредили заблаговременно, чтобы я как-то позаботилась о будущем.
Я вежливо улыбнулась, надеясь, что совесть хотя бы немного, но помучает ее.
Несмотря на всю свою прожженность, Алина на миг смутилась. На щеках выступили красные пятна, и мне доставило хоть небольшое, но все же удовольствие это видеть. Конечно, несоразмерное с потерей, но зато я не проглотила молча. Правда, покраснела она не от того, что куснула совесть, а от того, что она предвкушала дальнейшее мое унижение.
- К сожалению, я не могу этого сделать, иначе окажу другим работодателям медвежью услугу. Ведь вы и в другом месте будете так стараться, и опять вас уволят. Я считаю, вам лучше уехать домой к себе, откуда вы там приехали, устроиться в школу и любить самозабвенно чужих детей, раз своих не завели. Понимая, что для вас увольнение стало неожиданностью, я решила компенсировать. Вот. На первое время хватит.
Она протянула мне конверт, до того лежавший на журнальном столике и не смогла скрыть злорадную улыбку, которую пыталась выдать за вежливое сочувствие.
Удар под дых. Я надеюсь, что про детей она сказала для пущего эффекта. Не добралась же она до моей медкарты? В предоставленной справке таких деталей не было… Не знаю, как я сдержалась, чтоб не заплакать прямо тут же. Я взяла протянутый конверт.
- Вы очень щедры, - выдавила я, не заботясь о том, что прозвучало довольно саркастично.
Больше сказать был нечего, поэтому я развернулась и стараясь, чтоб ноги не заплелись от расстройства, пошагала в свою комнату. Бывшую.
Собрать вещи – дело пяти минут. Плакать нельзя. Во всяком случае, пока не покину этот дом. Причем, не прощаясь. Ни с кем. Даже с Клавдией, которая была добра ко мне и Машуле. Не говоря уже об остальной прислуге. Только порадуются, что интеллигентке щелкнули по носу.
Подхватив чемоданы, я торопливо, молясь, чтоб никто не попался навстречу, засеменила по ухоженной дорожке к воротам.
Глава 23
Выйдя на улицу, облегченно вздохнула. Теперь и плакать не стыдно. Но сначала нужно вызвать такси и придумать, куда ехать. Вернее, наоборот.
Я достала телефон и начала листать список хостелов. Делала это практически на автомате – эмоции куда-то испарились, оставив выжженные проплешины на душе. Все хорошо! Все к лучшему, начала я аутотренинг и настолько погрузилась в аффирмации, что чуть не подпрыгнула, когда, чуть не наехав мне на пятки, рядом затормозил серебристый лексус. Лексус Руслана? Странно ... - моя мысль была оборвана ором.
- Ты куда собралась? – рычал он, выскакивая из машины. – Я у тебя спрашиваю!
Понятно, что у меня. Не у приложения же Алисы! Но я только хлопала глазами и не могла ничего вымолвить. Кажется, эта семейка решила меня окончательно добить.
- Ты по моей душе танком проехалась, теперь по дочери решила! Что ты за человек такой?!
Театр абсурда. Он схватил меня за плечи и начал трясти, как грушу.
- Троицкий! Ты охренел?! – наконец, выдавила я. – Мне больно.
- А мне не было больно, когда ты меня бросила?! И опять?!
Видно было, что эмоции бурлят в нем, как в адском котле. Из-за меня он так бесится? Это понимание теплым лучиком скользнуло в душу.
- Руслан, - тихо произнесла я. – Не вали все в одну кучу! Меня Алина выгнала.
Слова, очевидно, не сразу дошли до его сознания, потому что он по-прежнему крепко сжимал мои плечи.
- Как выгнала?
- С очень лестной формулировкой. Я слишком хороша для этой работы.
- Яна…, Янтарик…, - голос его сел, и та порабощающая меня интонация, с которой он всегда произносил мое прозвище, стала катализатором взрыва. Слезы, запоздалой реакцией, потекли по щекам, оставляя обжигающие дорожки.
Руслан опешил: в слезах он меня никогда не видел. Растерялся.
- Янтарик! Ты чего?
От этого «Янтарик» мою плотину окончательно прорвало, и обиженные всхлипы я уже не смогла удерживать. Пусть вытекает боль и горечь нашей разлуки, нашей острой, как осколки битого стекла ситуации, нашей больной любви. В том, что он меня по-прежнему любит, я не сомневалась. Его срывающийся голос, взгляд, рвущееся дыхание говорили вместо слов.
