Она говорила по-бангарски, очень медленно, с трудом подыскивая слова и стараясь выговаривать их как можно отчетливее и правильнее, чтобы красный человек ее понял. А что если он не знает бангарского языка?.. Тогда все пропало, рухнет последняя надежда. Но нет, он слушал. Хотя нельзя было с уверенностью сказать, воспринимал ли он мысли или просто ловил звуки голоса Ванды.
– Я пустила потому, что хочу просить тебя.
Глаза красного человека налились кровью. Он тяжело и учащенно дышал, выражение лица стало жестоким. Увы! Он не понимает, что ему говорят – так решила Ванда. Когда она смотрела на него через окно, ей казалось, что перед ней был покорный и влюбленный мужчина; теперь перед ней стоял самец, возбужденный и взбешенный близостью самки. Вот-вот он набросится на нее.
Так и случилось. Красный человек рванулся к Ванде, но она проскользнула между стеной и его вытянутыми руками. Он успел ухватить ее за одежду, но материя треснула, и большой лоскут остался у него в руках. Единственным оружием защиты, попавшимся на глаза Ванде, был факел. Она схватила его и ткнула горящим пучком смолистых ветвей в лицо дикаря. Тот, застонав от боли, отступил. Ванда стояла на месте, ожидая нового натиска и готовясь к отпору.
Затушив руками свои загоревшиеся было длинные волосы, дикарь тоже остановился. Так стояли они друг напротив друга, как кровные враги перед смертельной схваткой, в течение нескольких минут. Красный человек, видимо, оставил мысль о новом нападении. По его глазам Ванда поняла, что он сражен, усмирен и подчинен. Не выпуская все-таки из рук факела, Ванда спросила по-бангарски:
– Ты понимаешь, что я тебе говорю?
– Понимаю, – ответил он. По глубокой складке между бровей на лбу было видно, что он изо всех сил напрягает свой слабый разум и старается понять слова Ванды.
«Будь, что будет»! – подумала про себя Ванда и решительно подошла к нему. Дикарь стоял в такой позе, что будь это культурный человек, можно было бы сказать, что он пристыжен и просит прощения.
– Я сказала, что у меня есть просьба. Выслушай меня, и если ты сделаешь, как я хочу, тогда…
Ванда запнулась, и через силу, пытаясь подавить рыдания, закончила:
– Тогда… я пойду с тобой… и буду с тобой всегда… везде.
Красный человек, тяжело дыша, повторил:
– Всегда, везде… со мной.
– Да. Я это сделаю, если ты освободишь моих братьев.
– Твоих братьев?
– Двух мужчин моего племени, моей крови. Они здесь. Их заперли на сегодняшнюю ночь в большой зале около красного бога и собираются убить, когда родится день. А я этого не хочу.
Красный человек молчал. Его недоразвитый, не привыкший думать мозг пытался оценить ситуацию.
– Со своими товарищами ты можешь взять их отсюда и унести в лес. Они уйдут оттуда, а я останусь с тобой.
Ванда дрожала. Решался вопрос о жизни или смерти Пьера. Если дикарь сейчас скажет «нет» – рухнет последняя надежда, и надо будет покорно ожидать смерти.
– Ну, отвечай. Ты согласен?
– Хорошо, – отвечал дикарь. – Завтра, прежде чем бог осветит мир, твои братья будут свободны.
Ванда облегченно вздохнула.
– Но много ли у тебя товарищей? И захотят ли они помочь?
Красный человек выпрямился и, сжав кулаки, твердо сказал:
– Нас сорок. И все сорок мужчин пойдут туда, куда пойдет Маа Ванг, Потому что Маа Ванг называется «Идущим впереди».
– А кто этот Маа Ванг?
– Маа Ванг – я. Когда твои братья будут свободны, то те, кто захватил их, захотят убить тебя.
– Мне все равно, лишь бы были освобождены они.
– Так не хочу я. Иди за мной.
Ванда сделала отрицательный жест.
– Иди. Маа Ванг спрячет тебя, и только после того, как твои братья уйдут в лес, он придет за тобой.
И дикарь потянул Ванду за собой к двери. Ванда не думала сопротивляться, но последние силы оставили ее и, не будучи способной держаться на ногах, она упала. Красный человек поднял ее на руки и понес. Почти потеряв сознание, Ванда не отдавала себе отчета, куда и какой дорогой несет он ее. Куда-то поднимались, куда-то спускались. Ощущался сырой запах подземелья, а потом пахнуло свежим воздухом. Ванда пришла в себя, когда дикарь, положив ее, сказал:
– Здесь тебя не найдет никто, кроме меня.
Она лежала на земле между громадными камнями, нагроможденными друг на друга так, что получалось нечто вроде пещеры или грота.
– Я приду за тобой, когда твои братья будут свободны.
Красный человек не уходил, словно ожидая чего-то от Ванды. Она догадалась, что он ждет подтверждения обещания.
– Хорошо. Иди. Я буду ждать тебя.
А когда дикарь, согнувшись, пролез через низкий выход из пещеры и скрылся, Ванда опять потеряла сознание.
Глава 24
Пробравшись в храм через одну из комнат, в которые они раньше приходили на свидания с женщинами, первобытные охотники длинной вереницей по двое шли по подземному коридору следом за своим вождем по имени Маа Ванг. Крутой поворот, и коридор уперся в лестницу. Наверху лестницы площадка, на ней широкая дверь, за дверью – спина идола, а дальше – зала.
Остановившись на пороге, выпрямившись во весь рост, подняв свою палицу, Маа Ванг бросил в тихий полумрак громадной залы клич своего племени, призывающий к борьбе и победе:
– О… о… йе… йа… ап.
На ступеньках у подножия статуи бога лежали Люрсак и отец Равен со связанными руками и ногами, с заткнутыми ртами, в изорванной одежде. Около них горело два светильника.
Увидев их, ворвавшиеся в залу охотники завопили яростно и восторженно, как вопит дикий зверь, увидев врага или жертву. Но Маа Ванг остановил своих людей и, не позволив им коснуться «братьев белокурой самки», подбежал к пленным европейцам и стал их развязывать.
Краснолицые дикари изумились, что Маа Ванг, обещавший повести их на хорошую охоту, теперь не позволяет воспользоваться первой же попавшейся добычей, но еще больше удивил их тот новый, неведомый раньше мир, в котором они сейчас очутились.
Огромная зала, конца которой не было видно в темноте; множество колонн; изображения чудовищных зверей у подножия каждой колонны; красная статуя бога с лицом Маа Ванга или любого из них самих; двенадцать вытянутых рук идола; вся величественная громада храма, так непохожая ни на лесные чащи, в которых они охотились, ни на покрытые копотью пещеры, в которых они жили, – все это подавляло наивных дикарей, выбивало почву из-под ног и ослабляло их волю к борьбе.
Освобожденный от пут Пьер, шатаясь, встал. Он ничего не понимал. Что это: явь или продолжение кошмара, мучившего его всю ночь? Или, может быть, это уже пришел назначенный срок и сейчас приступят к казни «медленной смертью»? Да, вот и колдуньи появились. Но почему они так дико, так пронзительно кричат?..
