Добрый Боженька когда-то помог Васильевой стать дворником и опять явил свою милость. Елизавету пригрела Елена Реутова, оставила ее жить в своем доме, поручила ухаживать за дочкой Яной и за Зиной, ребенком своей подруги Клавы. Вот так никому не нужная женщина получила то, о чем мечтала и зачем приехала в Москву из захолустья: свой угол, детей, тихие вечера у телевизора, кошку на коленях, собаку у ног, запас еды в погребе. Вот только мужа не было. Но теперь Елизавета совершенно не хотела идти в загс. К супругу, как правило, прилагается свекровь. Спасибо! Больше Лизочке такого счастья не надо.
– Нет никого на свете, кто живет лучше меня, – воскликнула Васильева, подлила мне еще чаю и продолжила рассказ.
Когда наступал сезон малины, Елизавета брала корзины и шла на охоту за ягодами. Девочек, Яну и Зину, она с собой не брала. Малышки были совсем крохотными, их в коляске катить приходилось. Лес неподалеку от Повалкова был огромный, густой. Чтобы не заблудиться, Лиза научилась пользоваться компасом. Как-то раз она забрела в совсем уж незнакомый район и обрадовалась. Кусты малины там стояли, как солдаты на параде. Похоже, никто из деревенских туда не забирался, ягоды висели гроздьями, крупные, спелые, без червяков. Лиза запомнила координаты малинника, набрала корзины и решила посмотреть, что там впереди.
Она двинулась на юг и услышала голоса, беседовали мужчины, они не сомневались, что никого поблизости нет, поэтому говорили громко.
– Да он умер, – произнес бас.
– … – выругался тенор, – и что теперь делать?
– Похоронить его, – предложил бас.
– Людей привезти надо, – заныл собеседник.
– Миша, он же не восстанет из пепла, – хмыкнул второй. – Ну, е-мое! Он неделю жаловался: мол, в груди колет. Я ему не поверил. И вон что! Может, и правда сердце заболело?
– Пить ему меньше надо было, наркотой не баловаться, – разозлился его приятель.
Лиза осторожно опустила пушистую ветку и увидела тех, кто вел разговор. Одного человека она узнала – это был Михаил Андреевич Носов, он жил на самом краю Повалкова. Мужик не из коренных селян, несколько лет назад поселился в деревне на отшибе, ничем не выделялся, разве что борода у него была лопатой, усы густые, волосы длинные. Одет как все, в местном магазине делает скромные покупки. Но люди почему-то шепчутся, что у него денег сундуки, хотя не стоит верить деревенским сплетням. Второго человека Лиза не знала, он выглядел лет на сорок, у него не было ни бороды, ни усов. У его ног была вырыта яма в земле, аккуратная, прямоугольная. Михаил подошел к ней, сунул внутрь руку, и через секунду на месте ямы появилась трава. Елизавета сообразила, в чем дело. Она находится у развалин какого-то здания, бог весть почему построенного непонятно когда в лесу. Наверное, во дворе дома был погреб. Михаил просто его закрыл. И вот оно, самое жуткое, на земле лежал труп!
Глава четырнадцатая
Елизавета схватилась ладонями за щеки.
– Понимаете, как я испугалась?
– Даже представить себе не могу ваш ужас, – призналась я, – одна в лесу, рядом, похоже, бандиты.
– Я чуть не умерла, – выдохнула Елизавета, – а они продолжали говорить. Михаил повторил:
– Что делать? Люди скоро на бензоколонку припрут.
Второй ответил:
– Хорошо, что он сейчас помер, а не когда ты уже клиентов привез. Денег нам лишаться нельзя, ты дурака, который от кокса отказаться не мог, заменишь.
– Почему я? – возмутился Михаил.
– По внешнему виду подходишь. Бородища, седые волосы, просто древний дед. Тебе поверят, а мне – нет, – объяснил другой. – Работаем теперь вдвоем, ты и я. Лавэ делим пополам, а не на троих. Нам же лучше!
Елизавета Ивановна передернулась.
– Вот тут до меня доперло. Носов и второй мужик – киллеры. В те годы и по телевизору постоянно говорили, и в газетах писали о людях, которые за деньги убивали. Мне понятно стало, откуда у Михаила деньги на новую крышу, да не из шифера, а черепичную. И забор он поставил! Как кремлевская стена. Высота – до неба, ворота железные, поверху шла колючая проволока. Осталось только ток пустить. Народ в Повалкове любопытный, идет с остановками из магазина, всегда на чужие участки взгляд запускает. Изгороди хлипкие, у одного сетка рабица, у другого штакетник, третий с помойки спинки от железных кроватей припер и в землю вкопал. Все дворы, как на ладони. Налюбуются сплетники на чужое и давай обсуждать, что у кого где растет, какое белье на веревке сушится. А у Михаила кирпичное заграждение, тут без шансов глазами в его владениях пошарить. Если человек так усердно все свое прячет, значит, есть у него тайна.
Сижу в кустах, вся вспотела. Не дышу! Почему не убежала? Так ветки затрещат, убийцы услышат, на звук кинутся, и кирдык Лизе. Я в камень превратилась, надеялась, что сейчас они несчастного закопают, уйдут, тогда и я улечу.
Михаил велел:
– Давай, копай прямо тут.
– Лучше за развалинами, – возразил его приятель, – пошли, место отыщем.
Они утопали, и я сбежала! Ног под собой не чуяла, так неслась. Вся искорябалась, пару раз падала.
Елизавета поежилась.
– Слава богу, добралась до дома, никого не встретила. Первое время любого шороха пугалась. А ну как Михаил выяснил, что я знаю, чем он с приятелем занимается, придет и убьет меня, Елену, Яну. Избу подожжет, на пожар нашу смерть свалит. Кому нищета деревенская нужна? Ни денег у нас нет, ни родни чиновной. Закопают останки и забудут! Но Михаил со мной, если мы где встречались, вежливо здоровался. Он вообще был воспитанный, приветливый, не хам. Кабы я не видела его около трупа, никогда бы не подумала о нем плохо. Сейчас уже понимаю, Господь меня спас, удалось мне убежать, выскочила из костра, хвост не опалив.
Елизавета Ивановна взяла зефирку.
– За ягодами в лес после того дня я не ходила, на малину у меня аллергия открылась. До того случая я могла зараз банку варенья съесть пол-литровую. Теперь только гляну на ягоду, что на свежую, что на джем, чесаться начинаю, кашлять, из глаз слезы льются. Как тебе мое приключение?
– Жуть, – коротко ответила я.
– Это еще не окончание, – воскликнула Елизавета, – спасибо Елене, и приютила меня, и семью мне дала, и девчонок: Яну с Зиной. Они внучки мои любимые. И работу Леночка организовала для меня. Пристроила в клинику, где сама служила, пошушукалась там с кем надо, подарок одному человеку отнесла. Вот меня и взяли в медцентр, график работы так составили, что сутки я там, сутки Лена, еще двадцать четыре часа Полина на дежурстве, когда она отпашет, опять я заступала. Хорошо мы жили, деньги завелись, Яну, Зину одевали красиво. Леночка шила замечательно. Такие платья мастерила и мне, и себе, и девочкам!
Хозяйка опустила голову.
– Господь мне счастье, как горчицу из тюбика, выдавливал. Порциями. Чтобы не привыкала, не загордилась, понимала: ни горе, ни радость вечно не длятся. Нету Лены и Клавы с нами, забрал их светлые душеньки Боженька, я уверена: в раю они! А у нас с Яной и Зиной денег поменьше стало. Зинуля потом за Колю вышла, хороший он человек. Если забор покосился, в доме что забарахлило – Николашу зовем, он никогда не отказывает, денег с нас не берет. Потом Зина стала приработок искать. Я против была, говорила: «Нам много не надо. Еда есть, одежда в шкафу». Но Зинуле хотелось одеться красиво, духи она любила вонючие-превонючие! Вот и нанялась к Николаевым. О работе договаривалась с Софьей Петровной, та никогда ее допоздна не задерживала. На часы глянет и говорит: «Спасибо, Зина, идите домой». Еще Софья частенько прислуге подарки делала. Она врач, Григорий Викторович гимназией владел, им постоянно больные и родители учеников что-нибудь притаскивали.
