Вернувшись к работе, я не заметила, как день плавно превратился в тихий безоблачный вечер. Отложив кисти в сторону, я окинула свою почти законченную картину скептическими взглядом. Она мне нравилась, но я всегда стараюсь не перехвалить себя, ставлю каждый раз новую цель, достегаю ее, испытываю себя. Только так будет заметен рост. Во всяком случае, именно об этом твердят преподаватели.
— Привет, — легкий, едва ощутимый поцелуй в шею. — Это тебе, — я почувствовала сладкий аромат роз, прежде, чем увидела их. Красивый букет, который трудно вот так сразу обхватить двумя руками. Бархатные темно-красные розы с блестящей влагой на нежных лепестках.
— Спасибо, — в моем голосе прозвучало странное недоверие. Ну, наверное, потому что, Герман не привык совершать такую приятную для женщин чепуху. — Они восхитительны, — я полной грудью вдохнула тонкий аромат цветов.
— Решил, что они тебя смогут порадовать, — Герман присел на корточки и заглянул мне прямо в глаза. Он устал, это видно во взгляде, но улыбка бодрая и красивая.
— Тебе это удалось, — я улыбнулась в ответ, уж как-то сильно заразительно это у Германа получилось.
Между нами тлела некоторая неловкость после ночного откровения. Нельзя ничего взять и вот так с ходу забыть, стереть, обвести черным маркером ненужное, отрезать и начать с чистого листа. Важно привыкнуть к тому, что может быть по-другому: без надрыва, тихой ненависти, душных липких ночей одиночества и полного, непроходимого непонимания. Это как выйти из темной комнаты в солнечный теплый день. Глаза слепит просто ужасно, нужно часто поморгать, прищуриться, прикрыв лоб ладошкой и лишь после этого ты привыкаешь к свету, теплу и начинаешь всем этим богатством наслаждаться.
Что-то подобное сейчас происходило между мной и Германом. И, кажется, я на той стадии, когда только перешагнула порог темной комнаты. Я знаю, как противиться своему мужу, молчать с ним, одаривать его хлёсткими и неприятными взглядами. Теперь нужно понять, каково это жить вместе и не чувствовать себя на поле боя.
— Как провела день? — Герман смотрит на мои пальцы, что крепко сжимают букет. Знаю, что они как обычно испачканы в краске. Не получается у меня работать аккуратно, хотя несколько раз честно пыталась.
— Хорошо. Взглянешь? — я отодвинулась, чтобы муж увидел мою картину.
Он выпрямился и внимательно посмотрел на полотно. Взгляд сосредоточено скользнул вдоль очертаний деревьев, неба.
— У тебя талант, Арина, — серьезным тоном заявил Герман. — Я, конечно, мало смыслю в искусстве, но то, что твои картины как живые и дураку понятно. Это вид из окна спальни?
— Да.
— Для учебы или просто решила написать?
— Для учебы, но потом можно будет оставить себе.
— Если ты не возражаешь, то я бы хотел забрать ее к себе в кабинет, когда она будет готова.
— Хорошо, — немного ошарашенная таким желанием Германа, отвечаю и тут же вспоминаю о Ларисе. — Послушай, — я аккуратно отложила букет на туалетный столик и схватив влажную тряпку, всегда весящую на уголке мольберта, начала тереть выпачканные пальцы.
— Да? — Герман расстегнул пиджак и сел на край кровати.
— Я хотела поговорить по поводу Ларисы…
— Больше ее в нашей жизни не будет, — твердо заявляет Герман. — Я сделал большую глупость, приведя ее в дом, но отныне ты ничего про нее не услышишь.
— Дело не в этом, — я продолжила тереть свои пальцы тряпкой. С таким усердием я и кожу сотру. — Просто сегодня утром я застала ее в твоем кабинете. Лариса что-то искала на столе. Я подумала, что ты должен знать. Вроде бы она ничего не забрала, но всё же лучше перепроверить.
Герман нахмурился, провел пальцами по за день отросшей щетине, затем выпустил края белой рубашки из-за пояса брюк.
— Не волнуйся. У меня там камеры наблюдения стоят. Если что-то и забрала, то далеко не унесет. Проверю и присоединюсь к ужину, хорошо? — Герман подошел ко мне и провел костяшками пальцев по моей щеке.
Он чувствовал за собой вину, это ощущается и в прикосновениях, и в уставшем взгляде. Она тоже так просто не сотрется, но мы вроде бы наметили свой курс именно к этому, правда же? Чтобы без вины, без обвинений и боли.
Мы ужинаем молча. Герман убедил меня в том, что Лариса ничего не забрала с собой и это немного успокаивает. Евгения, как и всегда постаралась на славу, ее паста с морепродуктами и сливочным соусом не хуже ресторанных блюд, может, даже и лучше.
Я иногда поглядывала на Германа, пока он утонченными движениями своих длинных пальцев управлялся со столовыми приборами. По-хорошему, я вроде бы, как и не должна была вот так просто и быстро прощать его выходки. Но если честно, то я понятия не имею, как нужно себя вести. В смысле, я абсолютно ничего не знаю о том, как правильно люди выстраивают семейную жизнь. И есть ли вообще это абстрактное «правильно»? Или его просто придумали, чтобы было от чего отталкиваться?
Не хотелось хранить и взращивать в себе ненависть и жгучую обиду. Глядя на Германа, на его виноватый взгляд, который он пытается скрыть, но что-то как-то совсем не очень у него получается, я понимаю, что по сути никто ни в чем не виноват. Просто всё вышло совсем по-дурацки и нелепо. Эта Лариса, Саша, который сейчас где-то заграницей работает, наши бесконечные ссоры. Хватит уже всего этого.
— Почему ты так смотришь на меня? — вдруг спросил Герман, промокнув губы салфеткой. Странно, никогда раньше я не обращала внимания на его манеры. Выдержанные, неторопливые и эстетичные в своей естественности.
— Просто, — я перевела взгляд в свою тарелку и почувствовала себя преступницей, которая посягнула на чужое.
— Знаешь я тут подумал, — Герман отпивает из своего бокала вино. — У меня пару дней выходных будет. Может быть, мы поедем куда-нибудь? Конечно, на юг не получится, не стоит тебе столько времени в самолете проводить, да это и не отдых будет. Могли бы просто в охотничий домик отправиться. Его совсем недавно достроили, я еще там толком не был. Лес, речушка, свежий воздух в конце концов, — Герман говорил быстро, как бы оправдываясь, как бы пытаясь всё исправить.
На самом деле, исправлять было что, ведь он фактически посадил меня под замок. И если быть уж совсем честной, то стены дома и даже сад, в котором я гуляла, ужасно душили. Вроде бы и пространства много и света тоже, а вот липкое ощущение вакуума, где совсем ничего нет, кроме тебя и твоих мыслей, медленно сводило с ума. Поэтому предложение Германа насчет отдыха в охотничьем домике тут же отозвалось во мне бурным энтузиазмом.
— Было бы очень здорово, — оживленно проговорила я. — Смена обстановки пойдет нам на пользу.
— Я тоже так думаю, — Герман улыбнулся краешками губ, отпил еще чуть-чуть вина и снова посмотрел на меня. — Мне всё еще стыдно перед тобой, — вдруг выпалил муж, сжав руки в кулаки. — Никак не могу избавиться от этого проклятого ощущения.
