От одного вида этого зеркальца молодой человек непроизвольно вздрогнул.
«Черт возьми, она сразу посмотрится в него! А будет ли она и теперь красить губы? Да сможет ли она вообще отыскать их на лице? Это все равно что провести губной помадой по шершавой бетонной стенке… С другой стороны, какая мне разница? Лишь бы она не потеряла рассудок!..
Если она увидит себя такой, это может вызвать серьезное нервное потрясение. Она не сможет более или менее объективно оценивать себя и свое состояние, а еще, чего доброго, перестанет бороться за жизнь. И если ей суждено умереть, то пусть она умрет хотя бы в здравом уме, помня о том, что она женщина и моя мать… Вот дьявол, теперь все зависит от этих проклятых клеток…
Но чтобы они провоцировали всякого рода негативные отклонения в организме, это уж слишком! И как ужасно будет, если ей придется переступить порог смерти с помраченным сознанием, и во всем будут виноваты эти гнусные гнойники на ее лице!
Надо решить, что делать с зеркалом. Может, разбить? Но мать следит за своей внешностью и сразу обратит на это внимание. А ее нельзя сейчас расстраивать…»
В этот момент его мать начинает мучительно чесаться. Она так сильно скребет кожу ногтями, словно хочет содрать ее совсем. «Но теперь и гнойники тоже часть ее тела. Раковые клетки должны быть довольны…»
Неожиданно мать резко поворачивается в постели. Молодой человек вскакивает со своего места: она сбросила с себя одеяло, повернулась на бок и пытается дотянуться до внутренней стороны бедер. Кожа там вся покрылась нарывами — невыносимое зрелище. Чтобы не видеть этого, молодой человек отворачивается и смотрит на стену, где стрелки часов напоминают ему, что вот-вот начнется праздничное шествие. «И правда, уже столько времени…» Меньше чем через час в небо взовьются тысячи воздушных шаров, выпустят на волю голубей, и повсюду будет слышна пушечная пальба… Молодой человек, глубоко задумавшись, стоит у окна.
Окна палаты выходят прямо на церковь. Отсюда не видно ни огромного парка, ни центральной площади. Вокруг церкви суетится народ, нарядные дети в новых костюмчиках ждут, когда тронется с места главное украшение праздничного карнавала: десяток разукрашенных повозок.
Когда-то и он участвовал в таком шествии… Давно это было: тогда он, кажется, едва научился ходить… Или нет, все-таки это было позже? На самой повозке был укреплен огромный венец, коза на глиняной подставке и букет цветов из каучука (он тогда перетрогал руками все что можно). Деревянные колеса были украшены резьбой. «Орнамент… по-моему, это были листья».
За козой бежала какая-то плюгавенькая собачонка и все лаяла. Он вообще-то побаивался собак, но в тот день ему было совсем не страшно. Мать шла рядом и без конца фотографировала его. Фотоаппарат одолжила бывшая школьная подруга, что жила неподалеку. «Она шла чуть позади, все щелкала и щелкала затвором фотоаппарата и почему-то улыбалась… А потом оказалось, что вся пленка испорчена. Отец тогда еще сказал ей, что, мол, доверь тебе технику — и то никакого толку не получится. А почему на празднике не было отца? Минуточку… да, его не было. Может, срочная работа? Хотя вряд ли: в праздник никто не работает, разве что врачи. А может, он и был с нами, только я забыл… Если только он уже тогда не был болен».
Он тянул эту повозку вместе с другими детьми, даже не понимая, что происходило на самом деле. Ему запомнилось только, что вокруг было очень-очень много народу, а он все искал глазами лицо матери. «И, кажется, в тот год не было рыбы… Кстати, говорят, сегодня привезли исключительный экземпляр».
Он внимательно осматривает повозки, что стоят у церковной паперти, и узнает некоторые из них. Дети в упряжке все в атласе, с воротничками-жабо; девочки в платьях, расшитых жемчугом. «В прошлом году я шил такие же…» Но повозки с козой среди этих нет. Девочки с прикрепленными к спинам крыльями толпятся вокруг гигантской пчелы на цветке; вот какая-то птица на фоне золотого солнца, аллегория Запада, пальмы, экзотические фрукты, самолет-«кукурузник», а вот сказочные герои, голова негра, рыба, святой в окружении ангелов…
Сдавленный протяжный стон заставляет его побледнеть от страха. Молодой человек резко оборачивается. Нет, это не мать, а та женщина, что лежит на средней кровати. Ее тело сводит судорога, она мечется на подушках, а на губах выступает белая пена. На шее женщины вздувается синяя вена… «Она захлебнется в собственной рвоте!» Молодой человек бросается к специальному звонку. Врач предупреждал его о возможности таких приступов у его матери. Изо рта женщины показывается тонкая коричневая струйка, которая быстро заливает повязки на шее. Женщина испускает душераздирающий стон, который переходит в предсмертный хрип…
Молодой человек давит и давит на кнопку звонка. Старуха больше не двигается, ее глаза широко раскрыты, удивительно еще, как они вообще не вывалились! На лбу у нее выступают крупные капли пота, из носа сочится кровь. А врача все еще нет. «Ох, хоть бы мать не вздумала сейчас проснуться! Ах, черт, и зеркало это еще…»
Пациентка, что лежит у входа, срывает с лица марлю и отворачивается лицом к стене. Голова ее совсем уходит в подушку, но молодому человеку все равно хорошо видно, что женщина до крови закусила свою руку.
Наконец распахивается дверь, и на пороге появляется запыхавшаяся медсестра. Мигом оценив обстановку, она что-то кричит в коридор и куда-то убегает. Коричневая жидкость вытекает уже крупными сгустками и забрызгивает грудь и живот больной. Кровотечение из носа тоже не унимается. В воздухе медленно распространяется тяжелый запах человеческих выделений, смешанный с запахом медикаментов.
В палату влетает врач. Женщина стонет последний раз и затихает. Из ее ушей на подушку выбегает желтоватая струйка. Доктор внимательно осматривает тело и качает головой.
— Это вы, простите?..
Доктор отходит от постели умершей и направляется прямо к молодому человеку.
— Что?
— Извините, это вы звонили только что?
— Да, я.
— О, благодарю вас. Вы, наверное, сильно испугались?
— А позвольте узнать, вы всегда так долго не являетесь на вызов?
— Как, простите?
— Я про звонок. Вам всегда требуется так много времени?
— Ах, это… Нет, просто сегодня у нас половина персонала выходная. Но вы, конечно, не подумайте, что мы тут баклуши бьем… Слышали, наверное, что сегодня привезли огромную рыбу?
— Да, что-то было такое…
— В порту произошла страшная давка. Бригады «скорой» с ног сбились. Ранения, переломы, знаете ли… Так что постарайтесь и нас понять, хорошо?
С этими словами врач поворачивается к медсестре, которая в это время перекладывает труп с постели на каталку. Сестра улыбается и, придерживая мертвую за ноги, просит помочь сменить на койке простыни.
— Но меня все же беспокоит время… Я полагаю, что к матери… вы придете быстрее?
— Да вы что, по часам засекали, что ли?
