Они вышли на крыльцо, в дождь и синий свет фонарей. Давешний несуразный пес жался боком к кирпичам стены, тарелка с фарфоровыми завитками была вылизана до блеска.
– Так ты ему мясо отдал? – спросила Кристина, рассматривая пса. – Вот этому?
Пес шевельнул хвостом. Он переводил настороженный взгляд с одного на другого, поднимал и опять опускал уши, словно вспоминал о чем-то и пугался.
– Дождь, – сказала Мура безучастно.
– Я ща машину подгоню, – Саня скатился с крыльца, хлопнула дверь, заурчал мотор, зажглись фары. В столбах света летели частые капли.
– Ну, держись, – сказал псу Меркурьев. – Будь осторожен, впереди зима.
Они старательно не смотрели друг на друга, и на собаку, которая все молотила хвостом, тоже не смотрели.
– Пошли, пошли, – Василий Васильевич подтолкнул девиц в спины.
– Че вы там застряли? – в окно крикнул Саня. – Поехали!.. Нам неблизко!..
Меркурьев сбежал с крыльца, распахнул заднюю дверь, в салон первой пролезла Кристина, а за ней Мура. Меркурьев плюхнулся на переднее сиденье, и тяжелая машина, перевалив через бордюр, выбралась на дорогу.
– Включи радио, – попросила Кристина, когда молчание стало невыносимым.
Саня смотрел на дорогу, стучали «дворники». Меркурьев повернул тюнер, и в салоне грянул шансон.
– А, вашу мать, – прорычал вдруг Саня, вывернул руль, корпус дрогнул, и джип заскакал по трамвайным путям. Двигатель возмущенно взревел, а Саня поддал газу.
Никто не говорил ни слова.
Они влетели на тихую улицу, колеса застучали по брусчатке, вывеска «Чайковский» надвинулась на них.
Саня приткнул джип рылом прямо в ступеньки, распахнул дверь и побежал наверх. Василий Васильевич встал на подножку, накинул капюшон и выглядывал, вытягивая шею.
Пес по-прежнему сидел, привалившись боком к кирпичам, и вид у него был неважный. Согнутая спина выражала отчаяние. Он ведь почти поверил – после мяса и руки, которая гладила его по загривку!.. Он почти поверил, хоть и знал, что верить нельзя никому и никогда.
Но он был еще очень молодой, полгода не исполнилось ему, и поэтому он поверил!.. А потом машина уехала, и на ней уехала его последняя надежда. Так бывает. Каждый для кого-то последняя надежда, хоть и не подозревает об этом и не хочет этого.
Саня двумя руками – за холку и худосочную задницу – поднял его с камней, прижал к белому свитеру, к меху «летной куртки» и побежал вниз. На последней ступени он чуть не упал – скользко было, – но удержался, добежал до распахнутой двери джипа и зашвырнул пса в салон.
Меркурьев быстро сел и захлопнул за собой дверь.
Саня нажал на газ, и они опять поехали, на этот раз совсем в другую сторону.
Пассажиры и водитель молчали. Дождь шел. Пес мелко дышал.
В молчании они выбрались из города, в свете фар навстречу летели стволы старых немецких лип, опоясанные белыми полосами.
В салоне воняло мокрой псиной.
– Как назовем? – наконец спросил Саня, и все как-то разом выдохнули, задвигались, заговорили, словно вдруг наступило невиданное облегчение.
Василий Васильевич оглянулся назад и свесился между сиденьями, Мура полезла гладить и рассматривать морду, а Кристина радостно сообщила, что пес виляет хвостом.
– Смешная какая собака! – сказала она с восторгом. – Ну, просто невозможный урод!..
– Нас в дом не пустят, – добавил восторгов Меркурьев. – Сань, ты под курткой его спрячешь, а я буду усыплять бдительность.
– Да ладно, чего там, пустят, не пустят! Если не пустят, мы с ним в город уедем!
Остальные члены концессии заревели и запротестовали – как это в город, разве можно в город, когда они только что встретились и должны как следует узнать друг друга!..
– Мы с Саней его вымоем, – без умолку говорила Кристина, – а завтра я сбегаю в поселок, куплю ошейник и поводок, а то он удерет. По-моему, он маленький совсем, щенок еще!
– Ты разбираешься в собаках?
– Нет, но у него щенячье выражение лица.
– Назовем-то его как?
Саня взглядывал в зеркало заднего вида и улыбался, на щеках обозначались ямочки.
– Подожди, – сказала Мура. – Как же! На него нужно сначала как следует посмотреть, а уж потом называть.
В пылу и радости никто не обратил внимания на белый «Кадиллак», который отстал, когда Саня развернулся через трамвайные пути. Вряд ли водитель «Кадиллака» предполагал, что Саня вернется за собакой, и в этот момент упустил его.
Меркурьев вспомнил про Лючию, только когда они свернули с шоссе и покатили по брусчатке к дому. В доме горели все окна, даже в круглой башенке, где на третьем этаже жил призрак Иммануила Канта, и из труб поднимался дымок. Тянуло морем и горящим углем.
Ни одной машины не было на площадке перед подъездом.
– Вот и хорошо, – себе под нос пробормотал Василий Васильевич, выбираясь из джипа.
Саня аккуратно пристроил пса за пазуху, до подбородка подтянул молнию и быстрым шагом двинул в подъезд. Кристина потрусила за ним.
Меркурьев и Мура проводили их глазами.
– Я тебе говорила, что о ней не надо беспокоиться, – сказала Мура наконец и взяла его под руку. – А об изумруде нужно.
– Я беспокоюсь. Про спиритический сеанс ты всерьез?
Она кивнула, и он на всякий случай посмотрел – действительно всерьез!
– Ты считаешь, что это может помочь найти камень?
Она опять кивнула. Он рассердился.
– Что ты киваешь?! Вот что ты киваешь, как лошадь?! Это все чушь собачья и невежество махровое!..
– Вася, не злись. Ты допусти хоть на минуту, вдруг у меня получится! И все загадки будут решены.
– И на все вопросы, – негромко подсказал рядом кто-то, – найдены ответы.
Они разом оглянулись. Рядом с ними под козырьком подъезда стоял кудрявый человек в вельветовой куртке с поднятым воротником. Он смотрел на дождь, летящий в свете фонаря, глубоко сунув руки в карманы.
– Добрый вечер, господин Бессель, – буркнул Меркурьев.
– Рад приветствовать, господин инженер. Фрейлейн, – и он слегка поклонился.
Мура спряталась в тень за Василия Васильевича.
– Нет и не будет никаких готовых ответов, – продолжал Бессель. – Хотя всем хочется их получить, желательно разом! Но уверяю вас, это невозможно.
– Я говорю то же самое, – подхватил Меркурьев. – Скажите ей! Не помогут спиритические сеансы!..
Бессель пожал плечами:
– Видите ли, в чем дело. Чтобы получить ответ, нужно задать вопрос. Чтобы получить правильный ответ, нужно задать вопрос тому, кто его знает. Я не знаю ответов на ваши вопросы, и меня бессмысленно спрашивать! Но допускаю, что есть тот, кто знает, и его можно спросить.
