– Как с тобой скучно, – в конце концов сказала Мура. – Ужас.
Кажется, примерно то же самое сказал ему Фридрих Бессель.
Меркурьев, который считал себя остроумным и компанейским парнем, заспорил, они вышли из зоопарка, когда уже закрылась касса и служитель на велосипеде объезжал аллеи, предупреждая гуляющих о закрытии.
– Куда поедем? – спросила Кристина у Сани. – Есть охота страшно.
– Может, ко мне? Правда, еды никакой нету. Но можно в ресторане заказать.
– Ее везти будут три часа!
Кристина огляделась по сторонам, словно в поисках ресторана, и вдруг ее осенило.
– Ребята, за зоопарком на улице Чайковского есть прекрасное место! Бежим туда!
– Че это мы побежим! – возразил Саня. – Доехать можно.
– Сань, зачем ехать? Чайковского близко, на той стороне зоопарка. И на Брамса одностороннее движение, будем круги нарезать!
– Зоопарк здоровый, – сказал Саня.
– Давайте лучше на машине, – стуча зубами, попросил Меркурьев, и Саня развеселился:
– Ты че, дядь? Уморился? А еще бегаешь, мускулатуру развиваешь!
– Да я замерз просто!..
Он втиснулся в Санин джип, тоже отдаленно напоминавший бегемота, включил обогрев и повернул на себя решетку отопителя. В зеркале заднего вида он увидел на стоянке белый «Кадиллак» и повернулся, чтобы его рассмотреть, но Саня уже тронул с места, и ничего Василий Васильевич не рассмотрел.
Ехали три минуты.
Саня затормозил возле трехэтажного особняка, свежеоштукатуренного и выкрашенного голубой краской. Перед входом горели старинные фонари, подсвечивали снизу старые липы, брусчатка блестела, как полированная.
– Если нас сейчас пустят, – говорила Кристина, вылезая из джипа, – считайте, что нам повезло! У них тут вечно народу полно.
– Нам народ ни к чему, – пробормотал Саня. – И с чего это нас вдруг не пустят?
– Что тут такое? – спросила Мура, оглядываясь по сторонам. По ее носу Меркурьеву было видно, что ей все нравится – и липы, и брусчатка, и особнячок.
– Ребята открыли гостиницу, только не как у нашего Захарыча, а самую настоящую. Ну, на самом деле тоже не совсем настоящую! У них тут что-то вроде адвокатской квартиры. Внизу ресторан, и очень вкусно! А наверху номера, и всегда все занято, командированных много приезжает, уж больно место хорошее! Мы тут ужинали пару раз. На мамин день рождения и на мой. Заказывать заранее нужно, мест мало, а вкусно невозможно!
«Гостиница «Чайковский», – было написано затейливым шрифтом на медной табличке. За переплетом стеклянных дверей горел уютный свет.
– Проходите, проходите!..
Первое, что увидел Василий Васильевич, был рояль. На его сверкающей крышке стояла небольшая фигурка балерины, отражалась в черной глубине, как в омуте. Двустворчатые распахнутые двери с правой стороны вели в небольшой зал, разделенный на две части. Здесь были не только столы, но еще и полосатые диваны, старинный буфет и торшеры с нефритовыми шариками.
Кристина заглянула куда-то налево.
– Можно у вас поесть? – спросила она, и Василий Васильевич мог поклясться, что своими глазами видел, как заискивающе вильнул ее хвост. – Нас четверо, мы долго сидеть не будем!..
– Конечно! – вскричали из глубины «адвокатской квартиры». – Проходите, пожалуйста!
В коридор выпорхнула молодая дама в элегантном платье и удивилась, увидев Саню.
– Привет, Катюх, – сказал он буднично.
– Что ж ты не предупредил? Мы бы подготовились!
– А я так, Катюх! Этим самым!.. Эскортом, правильно я сказал?
– Экспромтом, – поправила Кристина не моргнув глазом. – За какой столик можно?
– Таким гостям – за любой, – пригласила Катюха. – Водочки, Саня?
– Не, не, не, – перепугался он. – Я ее за последние дни столько выпил, что самому страшно. И за рулем я. За рулем из принципа не пью!..
– Сейчас принесут меню, а вы располагайтесь!..
Они уселись за самый красивый стол – круглый, у окна, скатерть с подбором, вокруг стулья с бархатными спинками.
Меркурьев мечтал тяпнуть водки и тер о джинсы замерзшие руки – грел, Мура оглядывалась по сторонам, Кристина радовалась, что они «попали», их «приняли» и будут кормить, а Саня удрученно смотрел в скатерть.
Стены были украшены фотографиями балерин и композиторов в резных антикварных рамках, торшеры горели не ярко, но и не слишком интимно, посуда за дверцами буфета переливалась и сверкала.
– Никогда здесь не был, – признался Василий Васильевич и перестал тереть руки.
– А зря, – откликнулся Саня. – Хорошее место. К нам когда с Москвы большие люди едут, мы их всегда тут селим. Культурно, глазу приятно. Самый центр опять же!
Он явно маялся и страдал, как раненый бегемот Ганс, и невозможно было понять, в чем дело. Кристина посматривала на него с сочувствием.
За ними внимательно и ненавязчиво ухаживали – то ли Сане положены были такие ухаживания, то ли здесь так ухаживали за всеми гостями.
Когда они заказали еду и Меркурьеву принесли водки в запотевшем графинчике, а девицам вишневой наливки, и все выпили, Кристина сказала, что пора.
– Че пора-то? – вдруг окрысился Саня. – Вот че пора?! Че ты понимаешь-то в моей жизни? А туда же, указания дает!
– Не хочешь, не говори ничего, – обиделась Кристина. – Поужинаем, да и разойдемся. Больно мне надо тебя уговаривать! Полдня уговариваю!
Саня перепугался:
– Крыска, ты че? Не, ты не думай, это я не на тебя попер, тошно мне, вот и все.
– Вы что-то узнали о покойном друге? – вдруг спросила Мура. – Неприятное и неожиданное?
Саня, который не отрывал глаз от Кристины, моргнул и вперил взгляд в Муру.
– Эка, – сказал он в замешательстве. – Это как понимать? Крыска, ты уже насвистела, что ли?
Кристина и Мура возмутились одновременно:
– Ничего я не свистела!
– Я просто предположила!
Василий Васильевич следил за представлением с интересом.
– Короче, дело вот в чем, – начал Саня. – Приехал я, значит, в офис наш. Ванюшкиным последним делом заниматься, на тот свет его снаряжать. Крыска со мной приехала. Она по телефону названивала во всякие похоронные конторы, а я у него в кабинете засел. Надо было мне бумажонки посмотреть. Еще секретарша его там крутилась, то мне кофе предлагала, то чаю, то виски с колой! Насилу выгнал ее.
– Саня, говори, в чем дело, – велел Василий Васильевич. – Что за скандинавские саги!..
– Саго с детства терпеть ненавижу, – уныло поддержал Саня. – Самая отвратная каша!..
