Мура, подумал Василий Васильевич. Вот она какая.
Он подошел к ней, снова взял за подбородок и поцеловал. Невозможно было удержаться.
– Вася! – возмущенно прошипела Мура, когда он ее выпустил.
Стукнули тяжелые двери, и они одновременно оглянулись.
Из дома выходила Лючия, укутанная в меха и шелка, на ходу надевая темные очки, хотя солнца никакого не было, низкие тучи наползали с моря, и казалось, вот-вот пойдет снег.
– Вы с девушкой, – проговорила Лючия низким голосом. – Это приятно. Познакомьте нас скорее.
Василий Васильевич весело сказал, что знакомить их нечего, они знакомы, в одном доме живут, в одном месте обедают.
Лючия перевела взгляд на Муру и медленным движением сняла очки.
– Нет, не узнаю, – сказала она, рассматривая Муру. – Впрочем, что-то знакомое есть, я вас где-то видела…
– Я Антипия, – призналась Мура. – Это мое второе имя.
Лючия так удивилась, что вытаращила глаза и чуть не уронила очки.
– Нет, этого не может быть! Впрочем, все возможно. – И она расхохоталась. – Нет, какие разительные перемены! Это все благодаря вам, Василий?
– Мура любит представать в разных ипостасях, – проинформировал Меркурьев. – Сколько нам добираться до города?
Лючия ответила, что минут сорок, и они погрузились в белый «Кадиллак» следующим порядком – Лючия за руль, Мура назад, а Меркурьев рядом с Лючией.
Хозяйка машины так распорядилась.
Ехал Василий Васильевич преимущественно спиной вперед, лицом к Муре. Он моментально соскучился, оказавшись рядом с Лючией и так далеко от Муры, – «Кадиллак» был просторен, широк и длинен, и Мура сидела словно в отдалении.
Лючия разговаривала с Меркурьевым, а он разговаривал с Мурой, и хозяйка машины в конце концов рассердилась.
– Сядьте как положено, Василий, – велела она довольно резко. – Нас сейчас оштрафуют.
Василий Васильевич сел «как положено», но очень быстро опять оказался лицом к Муре и спиной к лобовому стеклу.
– Мы с отцом в Калининградскую область приезжали каждый год, – увлеченно рассказывал он Муре. – Он полковник, служил в ВВС, ему путевку давали в Светлогорск, в военный санаторий. Когда маму не отпускали с работы, мы с ним вдвоем ездили. В Светлогорске пионерский лагерь был, имени Гайдара, и меня стали туда отправлять. Но я не любил жить в лагере и все время оттуда мотал, а меня ловили! Я любил жить в санатории.
– С пенсионерами? – уточнила Лючия.
– С пенсионерами, – весело согласился Меркурьев, глядя на Муру. – Они все, военные дядьки, играли со мной в холле в пинг-понг и плавали на время в бассейне. Почему-то там всегда была холодная вода. А по вечерам мы ходили в кинотеатр «Прибой», где крутили старые комедии.
– Ужасная жизнь, – сказала Лючия, и тут Василий Васильевич, все это время скучавший по Муре и не отводивший от нее глаз, посмотрел на водительницу.
– Почему ужасная? Прекрасная!..
– Но ведь скука смертная.
Меркурьев посмотрел в окно, вспоминая.
Он помнил только радость жизни, только веселье, удовольствие от комедий, пинг-понга, холодного моря, горячего песка, отцовских приятелей, покупавших ему квас из бочки – кружка была тяжелой, мокрой и холодной, сами они угощались пивом у соседней бочки, – а никакой смертной скуки не помнил.
Старые немецкие липы с белыми полосами на могучих стволах летели по обе стороны узкой ухоженной шоссейки, за липами простирались поля и холмы, низкое небо, перелески на горизонте, и хотя моря не было видно, чувствовалось, что оно рядом.
– Я никогда здесь не скучаю, – произнес Меркурьев задумчиво. – И не скучал! Какая бы ни была погода или время года. Однажды мы поехали с мамой, наоборот, отец не смог. Мне было лет одиннадцать. Я все время хотел есть, а в санаторной столовой кормили ужасно. Было ничего, а стало совсем плохо. Ну, как положено в столовых!.. Все холодное, клеклое, противное. Макароны я любил, но они тоже были совсем холодные и в свекольном соке. К макаронам и котлете полагалась тертая свекла, она текла, и вся еда была в соке. Я не мог ее есть!.. Я ел сухари. На стол ставили большую миску сухарей, должно быть, хлеб оставался, и его сушили, но есть хотелось страшно. А мама решила, что я капризничаю! Она говорила: «Ешь, что дают. Все едят, а ты выпендриваешься!..»
– Ты не выпендривался, – сказала Мура с сочувствием. – Я понимаю. У меня та же история с манной кашей была. Бабушка тоже думала, что я придуриваюсь, а я просто не могла ее проглотить!
– Как трогательно, – пробормотала Лючия. – Общие воспоминания.
– Потом позвонил папа, – Меркурьев продолжал предаваться этим самым воспоминаниям, – мама ему пожаловалась, что я не ем. И он сказал, хватит его воспитывать, покорми лучше где-нибудь в другом месте! Он сказал: я же дал вам денег, вы можете с утра до ночи есть в кафе! И мы пошли в кафе. – Меркурьев засмеялся. – Оно называлось «Хромая лошадь», не знаю почему. На манер Среднего Запада, должно быть, хотя при чем тут Средний Запад! Там я съел салат, две порции, куриную лапшу, две порции, и венский шницель с капустой.
– Две порции? – уточнила Лючия.
– Одну! Но к нему полагалось украшение – зеленый горошек и кукуруза в формочках, вырезанных из лука. Из самого обычного репчатого лука! И я съел горошек с кукурузой вместе с формочками из лука!..
Они с Мурой разом захохотали.
Лючия посмотрела в зеркало заднего вида, и Мура, встретившись с ней взглядом, пристыженно отвернулась. Ей стало неловко.
– Какая провинция, – проговорила Лючия, – какая скукота. Прибалтика хороша в Юрмале. В Сигулде приятно. В Эстонии на мызах тоже забавно, меня один раз туда приглашали. Я выдержала только один день, но было довольно мило.
– Тогда зачем вы здесь? – спросила Мура.
– А вы?
– Она приехала на шабаш, – пояснил Василий Васильевич. – Кстати, я не понял, ты была на нем или прогуляла?
– Прогуляла.
– На какой шабаш? – дрогнувшим голосом спросила Лючия. – Она что, ведьма?
– Нет, нет, – поспешно сказала Мура. – Это просто так называется.
– Собираются гадалки, экстрасенсы, ясновидящие и дурят друг другу голову, кто лучше, – продолжал Меркурьев. – Наша Мура не такая. Она общается с духами по-честному. Она их приглашает, и они к ней приходят.
– Вы шутите? – уточнила Лючия.
– Шутит, шутит, – заверила Мура. – Вася, ну что такое?
– Если вы ясновидящая, значит, должны знать, куда делось колечко этой девочки, студентки. Вы знаете?
– Нет, – призналась Мура.
– Я решила все свои драгоценности отвезти в банк, – сообщила Лючия. – Арендовать ячейку и запереть на замок. Если уж на ее безделушку позарились!
