Он скатился с обрыва в совершенно незнакомом месте и долго оглядывался, прежде чем сообразил, куда идти. Со всех стороны были песчаные дюны и море. Далеко на горизонте облака собирались в длинные полоски.
Меркурьев так и сяк изучал часы-компьютер, но они мало помогали. В конце концов он сообразил, что если солнце от него слева, то нужно забирать правее, и пошел.
Он шел по песку довольно долго, ноги стали уставать, и очень хотелось остановиться, куда-нибудь сесть и сидеть долго-предолго, как вдруг на мысу он увидел маяк совсем с другой стороны!
– Ты даешь, Василий Васильевич, – себе под нос пробормотал Меркурьев. – А еще тезка знаменитого артиста и все барханы в Бухаре тебе известны.
Он повернул в ту сторону и пошел. Ноги заплетались и путались. Как это он так промахнулся?! И часы-компьютер, выходит, промахнулись тоже?..
– Ва-а-ся-я! Э-гей!..
Меркурьев приставил руку козырьком ко лбу и посмотрел. Стас радостно махал ему со стороны моря. Меркурьев вяло помахал в ответ. Он так устал, что даже дышал тяжело.
– Здорово, Вася! Откуда идешь?
Он показал, откуда именно.
– Так там ничего нет, – удивился Стас. – Я все окрестности знаю. Если в ту сторону идти, сначала будет пляж, километра три, а потом обрывы начинаются. А больше ничего!..
– Я упражняюсь, – сказал Василий Васильевич, вспомнив утро, свою тренировку и как Саня решил «Скорую» вызвать, чтоб его спасти от смерти. – Набираю форму.
– А, – сказал Стас уважительно, – ну, в таком случае бог в помощь.
И они вместе пошли в сторону маяка. Резиновыми сапогами Стас загребал песок, ветер закручивал маленькие песчаные вихри и сразу же разрушал и раздувал их.
– Эта Лючия хороша, да? Я таких в жизни не видел.
– И я не видел, – согласился Василий Васильевич.
– Как ты думаешь, кто она? Ну, чем занимается?
Меркурьев прикинул, чем может заниматься такая женщина. Получалось, что чем угодно: писать картины, играть на скачках, музицировать на виолончели – в общем, простыми, понятными, приземленными делами.
– Чем она может заниматься, – произнес он с досадой. – Ничем. Вариантов два: она жена богатого мужа или дочь богатого папаши.
– Вот, – обрадовался Стас. – Я тоже так думаю! Хорошо бы муж, конечно.
Василий Васильевич взглянул на него:
– Почему? Ты же за ней ухлестываешь!
– То-то и оно, – вздохнул Стас. – Ухлестываю. А вдруг она поведется?
Меркурьев ничего не понял:
– Так это ж хорошо? Если поведется. Или ты ухлестываешь, чтобы вызвать у нее отвращение?
– Да не-ет, – сказал Стас энергично. – Ну, смотри, я за ней ухаживаю, она ведется, у нас романчик, секс, то, се. Потом я уезжаю в Москву, а она здесь остается. Если у нее есть муж, все в порядке. А если нету? Начнутся претензии, слезы, не бросай меня, мы созданы друг для друга, всякое такое. Оно мне надо?
– Не надо! – горячо воскликнул Василий Васильевич.
– Провинциальные красотки только в провинции и хороши.
– А она провинциальная?
– Наверняка, – сказал Стас убежденно. – Слушай, Вась, а ты сам за ней не собираешься приударить?
Меркурьев промычал нечто неопределенное.
– Нет, скажи. Если собираешься, я тогда отступлюсь. Вон за Кристинкой поухаживаю, тоже ничего девочка. Чего нам время зря терять! У тебя отпуск длинный?
– У меня отпуск только начался.
– Ну, все равно. Так не собираешься? Ухаживать?
Меркурьев посмотрел на Стаса. Тот вышагивал рядом, щурился от солнца и время от времени трогал свою бороду, словно проверял, на месте ли она – как всякая новая вещь, борода не давала владельцу покоя.
– Как ты думаешь, – спросил Меркурьев, оставив вопрос с ухаживаниями открытым, – кто мог у Кристины кольцо попереть?
Стас фыркнул:
– Без понятия. А ты?
– И я не знаю.
– А может, никто и не пер? Вон Лючия говорит, что цена ему, кольцу этому, грош в базарный день. Может, Кристинка сама его припрятала и панику подняла? Просто так, для веселья.
– Да, – согласился Василий Васильевич. – Чего не сделаешь веселья ради! А почему Лючия с ходу объявила, что кольцо грошовое, мне совсем непонятно. Зачем она это сделала?
Стас удивился:
– Так она же сказала, что разбирается в камнях!
– Вот именно.
– Ну, значит, она знает, что говорит.
– Я ничего не понимаю в камнях, – признался Василий Васильевич. – Но даже мне очевидно, что камень настоящий, кольцо старинное и дорогое. Мы его все в руках держали и рассматривали!
Стас подумал немного:
– И чего ты там рассмотрел?
– Изумруд огранен так, что играет и переливается при любом освещении. Стекляшку так огранить нельзя.
– Откуда ты знаешь, Вася?
– Из химии, – буркнул Меркурьев. – Из школьного курса. Раздел «Природные минералы». А Лючия сказала – сувенир из китайской лавки! Зачем?
Стас пожал плечами:
– Ну, ей показалось, должно быть.
– Должно быть, – согласился Василий Васильевич. – Или она сказала это специально.
– Это что значит?
Василий Васильевич пожал плечами. Он и сам пока не понимал.
– Ты в лес ходил? – спросил он после паузы. – Захарыч говорил, там развалины какие-то интересные.
– Не хожу я в лес, – ответил Стас быстро. – Чего там делать? Сыро, темно. И какие там могут быть развалины? Небось дом заброшенный, и все дела. По области таких домов сколько хочешь. От немцев еще остались. Я как-то в старинный форт лазил, вот там интересно. Решетки, переходы, колодцы какие-то. Говорят, в одном таком форте Янтарная комната спрятана. Ее ведь так и не нашли.
Они немного поговорили про Янтарную комнату, потом Стас сказал, что пойдет пиво пить – наверх уходила шаткая металлическая лесенка, очень крутая. Если по ней подняться, объяснил Стас, выйдешь прямиком в поселок.
Меркурьев пить пиво отказался – не потому, что ему не хотелось, а потому, что пугала лестница почти что в небо, и проводил Стаса глазами.
– Как же, – пробормотал он себе под нос. – В лес он не ходит!
Когда Стас пропал за поворотом лестнички, Василий Васильевич побрел дальше и через какое-то время добрался до маяка.
Облака придвинулись ближе, легкие, ажурные, розовые полосы, освещенные солнцем. Он остановился и стал рассматривать маяк, задрав голову.
Оттуда, с верхней площадки, свалился несчастный Ванюшка. Как он забрался во-он туда, где сидит на поручнях большой белый баклан? Один, ночью и сильно выпив?!
